Все дело в апельсиновой кожуре

Следователь ищет мотивы. В результате - тошнота и головная боль. Следователь всегда ищет мотивы, и в результате всегда тошнота и головная боль.

Поскольку в глубине души следователь всегда негодяй и преступник, мотивы оказываются плохими: как правило, тошнота, усталость и головная боль.

Неожиданно заерзал на диване так, что сползли трусы. Надо ответить на простые вопросы. Зачем живем?

Эпистемологическая неуверенность хуже уверенности в себе. Когда девица демонстрирует большой бюст, искренне вздыхая о еще большем размере бюстгальтера, она думает о пройденном этапе своей жизни и понимает с максимальной полнотой, что силиконовые прокладки стоят дороже, чем кусок свинины на рынке. Она понимает разницу между первым и вторым, но возникает помеха, которая называется трансляционной...

Схема "бюст большой - бюст маленький, бюст маленький - бюст большой" снимает необходимость гармонии между хаосом и порядком, заменяя ее устойчивым ритмом бессмысленных повторений.

Поняв так, сразу хочешь покоя - чтоб вокруг спокойно, как на душе. Не хочется размыкать уста и произносить слова, которые угловаты, словно написаны руками, от руки, посредством карандаша или ручки.

Вопросы о смысле жизни равны вопросам о смысле их говорения. Претензии к социальному контексту бытия сводятся к тексту, в котором можно иметь предмет объективного недовольства. Текст сводится к литературе, ибо она источник его опыта и конечный пункт его назначения. Свернутое и отправленное вовне сидит у окна, мучительно таращась по сторонам. У него красные глаза и другие признаки алкогольного утомления организма.

Уже утро, но собравшиеся в кухне пытаются продолжить активность, понимая под ней совершение простых механических действий. Например: курение невозможно вонючих сигарет, выпивание кофе, затем пива, затем опять водки. Ни протрезветь, ни опьянеть от этого уже невозможно, но в процессе можно говорить слова и даже нечто вроде их сочетаний.

Фоном - Майк Науменко (магнитофон) и щемящее чувство гармонии между этой больной музыкой и имеющим место образом жизни. Никто из нас не умер смертью мученика, как Майк, хотя кого-то неудержимо рвало, кто-то неудержимо истекал кровью от неловко вспоротого ножом пивного бочонка, а кто-то философски кидал из окна вполне пригодные предметы бытовой техники, до поры до времени замещая ими собственную персону.

Живы ли они до сих пор, мне неизвестно. А ведь все хорошо начиналось. Эдик читал отрывок своей рецензии. У него спросили, почему он никогда не ругается матом. Эдик сослался на религиозность. Все уважительно покивали. Если бы на это сослался кто-то другой, его подвергли бы критике. А Эдик вообще пил только пиво и минералку.

Потом Яцутко спросил про смысл жизни (поступать или нет ему в аспирантуру) и все закрутилось. Стало грустно. Он размахивал сигаретой. Эдик быстро собрался и ушел, оставив отрывок рецензии на холодильнике. Мы купили водки и поехали на такси в Юго-Западный.

Ясно что, ясно как, ясно что и как, не ясно - зачем. Я был как-то не готов к этому вопросу. А кто к нему готов? Ответ на вопрос "зачем" заменяется оправдательно-заискивающим перечислением деталей: где, с кем, когда, сколько раз и так далее.

Следовательно, следователь ищет мотивы. Имею ли я что-то сказать, умею ли, имею ли право? Ответ, казалось, скрывался в отношениях литературы с действительностью. Но раз за разом наскакивая на эту тему, убеждаешься только в том, что пора отказаться от вопросов и от ответов на них.

Выйди за удушливые пределы искусства на простор социально-экономических отношений, прекрасных и вечных, как все, оставшееся по эту сторону захлопнутой книжки. Отношения между "здесь" и "там" - камень преткновения для любого. Даже Пушкин не дал вразумительного ответа. Прикрылся диалектикой: пишу для себя, рукопись продаю для денег.

Вялые варианты

Авторы

Сборники