33/ Пинк Флойд

Май, 1989 год. Люди стояли довольно плотно уже на платформе «Проспект мира» — спрашивали лишние билеты. У эскалатора, в вестибюле, в подземном переходе — до самого Олимпийского. Толпы людей в надежде попасть на концерт, все без шансов. Некоторые стояли с плакатиками. Какой-то хиппи сообщал, что приехал на концерт из Владивостока и купит билет за любую сумму. Можно было продать билет за двести, триста рублей. Перекупщики — это была каста обеспеченных людей.

То было время мертвецов. Дип Пёпл, Блэк Саббат, Назарет etc — все потянулись, всем хотелось напоследок сыграть в пердунов-разбойников, собрать стадион, потрясти сединами. Но это конечно не касалось Пинков (ужасное погонялово, какой-то мерзавец придумал, не иначе). «Wish you were here», «The wall», в меньшей степени «Dark side of the moon» были заслушаны по двести раз, плёнка уже начинала осыпаться. Потом, не сразу, дело дошло и до сиамской двойни «Meddle» — «Atom heart mother» и до «Ummagumma» — которые и стали в итоге лучшими. Ну и конечно «The piper at the gates of down», который был настолько хороший, что мой сосед Антон, которого я подсадил на хеви-метал, так и не поверил, что это дело было записано в шестьдесят седьмом году.

Попасть на концерт казалось задачей невыполнимой. Мы сидели в лаборатории аналитической химии с Сергеем Гольцовым и вместо титров рассчитывали, сколько часов и минут осталось до начала. И сколько осталось шансов. Шансов не было.

В последний перед концертом вечер я шёл по переходу к «Октябрьской», там была театральная касса, и, проходя мимо, я, скорее для очистки совести, нежели всерьёз, поинтересовался, нет ли билета на группу Пинк Флойд.

— Есть один билет, — буркнула тётка.

Я не поверил, переспросил, кто-то из нас наверняка ошибался.
Но нет, билет и вправду был. Что-то произошло в тот вечер, какие-то шестеренки не так сцепились, и с конвейера, везущего счастье другим, выпал маленький кусочек, да и застрял в невидимой щели на Октябрьской.

В нагрузку к билету прилагался другой билет — на концерт В. Леонтьева, но это уже были совершенно микроскопические неудобства.

«Нагрузочный» билет стоил около десяти рублей (если я ничего не путаю) и при стипендии в пятьдесят рублей тянул на большую бюджетную трату. Я поехал через всю Москву до станции «Молодёжная», к монструозному дворцу молодёжи. Вблизи его врат тусовались поклонники Леонтьева. Они увлеченно обменивались черно-белыми фотографиями, показывали друг другу какие-то тетрадки, видимо, со стихами, обсуждали, кто, когда и при каких обстоятельствах видел Кумира.

Я не слишком надеялся избавиться от билета, однако мне не дали даже закончить фразу «кому нужен лишний билет на Леонтьева» — билет был оторван с лёту какой-то бабуленцией в толстых очках.

Назад я возвращался налегке, выполнив задачу-минимум, в кармане лежал без трёх секунд выигрышный лотерейный билет, я поначалу доставал его и разглядывал — вдруг я что-то упустил, и концерт идёт уже сейчас? Потом привык и доставал лишь затем, чтобы убедиться, что я не проебал его по случайности.

Мой билет оказался пропуском для бедных. Я сидел под самой крышей, едва головой в неё не упирался. (Олимпийский, кстати, был открыт целиком.) Далеко внизу блестела сцена размером с пятикопеечную монету — на ней что-то двигалось, мерцало, ломались разноцветные колья лазерных лучей. Музыкальная картинка напоминала инвалида — колонки были на отшибе, хорошо, если из них выходила десятая часть всей музыки.

Так я сидел до перерыва, во время которого с группой случайных товарищей совершил большой прорыв в партер.

Девушка обаятельно улыбалась охраннику, и он согласился смотреть в сторону, пока мы перемахивали через надувной, похожий на понтон барьер, отделявший партер от всего остального зала на манер детского манежа.

Пройдя через партер, в котором сидели на стульчиках чопорные люди в нарядах, наш отряд оказался практически перед сценой.

В этот момент началась вторая часть (в первой был отыгран гастрольный альбом «The momentary lapse of reason»), которая состояла сплошь из старых хитов — публика, сумевшая прорваться, визжала так, что я думал, кровь из ушей потечёт.

Официозный партер накрыло, они считали, что пришли в театр, а оказалось — на казнь. Спасибо тебе, охранник.

Описывать то, что происходило тогда на сцене (которая вблизи оказалась абсолютно убойных размеров) нет никакого смысла. Вот короткий перечень предметов и событий:

— Розовая свинья размером с футбольное поле. Она была надувная и прыгала до потолка и обратно, почти касаясь голов публики. Я опасался, что трос лопнет, и свин всех к чертям передавит. Но трос выдержал.

— Чувак в кровати, размером тоже с футбольное поле, который летел в этой своей кровати через весь Олимпийский с потолка и врезался в сцену весь в огнях и свете (исчез в сцене).

— Огромный круглый экран на задворках сцены, размером опять же, по которому крутили клипы, и что происходило на сцене.

— Лазеры, прожектора, освещение, способные спалить средних размеров ТЭЦ.

— Три тётки на подпевках. В тёток кто-то швырнул от счастья фуражкой, и одна из них её надела — получилось сексапильно.

— В ответ Мейсон (по окончании концерта) запулил в партер несколько комплектов барабанных палок — они упали чуть дальше меня. Было обидно.

В завершение хочу сказать, что несколько месяцев я не мог смотреть телевизор — краски в нём казались тусклыми, а клипы по «суперченнелу» — невыразимо убогими.

Но потом ничего, привык.

<Вr>Dance

Авторы

Сборники