Прогулка, записанная со снов очевидца

Все началось, пожалуй, не самым лучшим образом.

Сначала я проспал, потом долго собирался, и вещи отказывались меня слушаться. Щетка ранила мне десны, бритва дрожала в моей руке и пыталась порезать лицо, тапки вообще куда-то исчезли. Кофейник долго не закипал, а когда он наконец закипел, чашка ловко скользнула из моей руки на пол. Я плюнул на все и, хлопнув дверью, вышел на улицу.

Утро было мрачное, как рожа моего соседа.

Вдобавок чертова ворона нагадила на плечо, и мне пришлось купить газету и долго оттираться. В газете не написали ничего хорошего. Опять убили какого-то инфарктника, и теперь в город грозили ввести войска. Как все, однако, беспросветно.

Я в который раз почувствовал себя героем новеллы Джека Финнея, пытавшимся спастись от надоевшей действительности на машине времени.

Все, в общем, так и есть.

Однако разница между нами в том, что я более радикально настроен.

Когда я добрался до конторы, дождь успел промочить меня до нитки. Я вошел под низкие своды ничем не примечательного здания и, пройдя несколько коридоров, остановился перед дверью с табличкой: "Финнеган и Кобальт. Бюро путешествий".

Переступив порог, я оказался в просторном помещении, лишенном окон. В центе стоял массивный стол из корня вишни, вплотную к столу были придвинуты стулья с высокими спинками. Раздвижная ширма отгораживала часть помещения. Вдоль одной из стен тянулся, уходя за ширму, шкаф, плотно заставленный книгами.

За конторкой, неподалеку от входа, стоял мужчина в черном костюме, черной рубашке и черном же галстуке. Завидев меня, он широко улыбнулся и сделал приглашающий жест:
- Прошу вас, проходите!

Я обтер ботинки о коврик и подошел к стойке.

— Я, собственно, Финнеган, — представился мужчина. — С кем имею честь?

— Меня зовут Ростон. Джон Ростон. Я вам звонил вчера утром.

— Очень хорошо. Хотите кофе?

— Благодарю вас. Второй раз проливать его на пол я не собираюсь.

Финнеган рассмеялся.

— Вы нервничаете? Понимаю. Все обычно нервничают, но тут ничего не поделаешь. Так вы точно не хотите кофе? Может, что-нибудь выпьете?

Я отказался.

— Сколько у нас времени?

Финнеган наморщил лоб (лицом он был похож на сбрившего усики Чаплина).

— Как скажете. Все зависит от вашего желания.

— Хорошо. Вы говорили, что у вас есть... мм... различные методики.

— Мы это называем "транспорты", — улыбнулся Финнеган. — Три вида транспортов есть у нас. Желаете посмотреть?

— Да, конечно.

Мы прошли за ширму.

Финнеган начал показывать мне "транспорты", от вида которых я содрогнулся.

— Это мини-гильотина, последняя модель. Прекрасное средство для дальних путешествий. Это электрический стул, несколько тысяч вольт — и вы в иных мирах. А это у нас... я называю ее Мэйджик Пиллоу.

— Подушка??

— Не простая. Она, знаете ли, навевает. Поставщик очень ее хвалил. В инструкции к ней сказано, что она обладает эффектом мягкого перемещения. Итак, на чем мы желаем остановиться?

— Давайте остановимся на подушке.

— Отлично.

Я не мог представить себя на электрическом стуле или же под ножом, пусть и мини, но все же гильотины. Рядом с ними Волшебная Подушка выглядела почти как обычное снотворное.

— Прилягте на диванчик, — Финнеган источал приторную любезность.

Я лег на диван.

— А что, позвольте полюбопытствовать, привело вас сюда?

— Так, — ответил я неопределенно, — различные обстоятельства. А много у вас бывает клиентов?

— Да нет, не много. Мы, как вы понимаете, не рекламируем себя. Законы все еще слишком жестки к нетрадиционным методам путешествий. Поэтому мы предпочитаем работать по рекомендациям. Вас порекомендовал надежный человек, и мы пошли вам навстречу. А если бы вы зашли к нам с улицы, вы бы, скорей всего, увидели рекламные буклеты со стандартным набором предложений: отель пять звезд, перелет в капсуле, в лучшем случае — на пару столетий вперед или назад. Мы же предлагаем эксклюзивные услуги с неограниченным перемещением во времени... Ну-с, вы готовы?

— Да.

Финнеган позвонил в колокольчик, и тотчас из-за ширмы появились три человека.

— Это Хом, Мом и Брукс. Они будут вам ассистировать.
Не проронив ни звука, мои новоявленные ассистенты принялись за работу.

Хом положил мне на лицо подушку, Мом сел на ноги, Брукс засек время. Жизнь не хотела иметь со мной ничего общего, ибо старательный ассистент тщательно оградил меня от доступа воздуха; она собирала пожитки и уходила, поочередно хлопая многочисленными дверьми. Наконец, я остался наедине с самим собою: жизнь ушла. И вот что я увидел: подобие лабиринта, из которого нет выхода. Я шел по очередному коридору и в конце его находил — тупик. Стены были местами в плесени, местами измазаны надписями. Мне не стало сил читать их после первой, гласившей: здесь был я. Финнеган, похоже, обманул меня, иначе в чем тогда заключалась эксклюзивность путешествия, если там и сям уже наследил идиот турист. Мысль, что этим туристом, возможно, был я, не пришла мне в голову.

Я остановился возле надписи, пытаясь отдышаться (хе-хе...), и в следующий момент во мне задвигался какой-то стержень: вверх-вниз. В этом было что-то искусственное; мне не давали умереть до конца, поршень принуждал воздух двигаться в легких (хотя, откуда мог взяться в нем кислород?). Я поймал себя на мысли, что уже не хочу умирать вот так просто, без особых на то оснований: путешествие грозило сорваться.

Сил продолжать его у меня уже не было.

Я махнул рукой, и помощник отнял подушку от моего лица. Поток воздуха с ревом ворвался в легкие, и сильный кашель сотряс меня. Когда я пришел в себя, то смог, наконец, рассказать публике о своих ощущениях. Я говорил; слова, цепляясь друг за друга, создавали смутные образы, из которых складывалась картина смерти; между тем, как я ни силился, не мог понять, проснулся я, или все еще сплю, блуждая в очередном тупиковом коридоре лабиринта. Впрочем, это было не важно, мне все равно предстояло умереть: умереть по-настоящему. Помощники ждали, Хом поминутно вскидывал руку с часами, Мом пытался прятать зевоту в кулак. Брукс, дурного вида малый, взбивал подушку. Рассказ тем временем мой приближался к концу, слова иссякали. Прикладывание подушки во второй раз тревожило меня, я понемногу начинал волноваться и про себя обдумывал вариант попятного.

И тут из-за ширмы появился мужчина. Бегло кольнув глазами пространство, он назвал мое имя и следом спросил, здесь ли обретается его владелец. Нарым, сказал мужчина. Есть среди вас человек, носящий это имя?

Все взгляды устремились на меня. Я подал знак своим помощникам выйти. Когда мы остались одни, я предложил незнакомцу стул. Он снял шляпу, положил ее на стол, оторвал стул от пола, развернул его, сел. Его движения были мягки, будто он поглаживал кошку. Молча, без улыбки, зрачки его сцепились с моими: да так и застыли.

Что вам угодно, посчитал я нужным спросить у него.

Незнакомец поднял глаза к небу и усмехнулся. Кроненбаум, представился он, тайный посланник его императорского высочества. Он описал ситуацию: государство гибнет, некие силы стремятся уничтожить государя. Выдержав паузу, он предложил мне занять пост советника по внешним вопросам при императоре. На вопрос, почему именно я, Кроненбаум отвечал, что почему бы человеку, блуждающему в лабиринте между жизнью и смертью, не использовать временно создавшуюся ситуацию на благо живущих. Надо соглашаться, сказал он, вы можете принести пользу. Все равно вам нечем пока заняться. И кстати, вам это может зачесться. А может, и нет.

После коротких раздумий я ответил: да. Согласен.

Я задал напоследок вопрос, почему-то показавшийся мне важным: из какой местности явился господин тайный посланник. Ответ был краток: из пустыни. Из Прошлого.

Государство, вверенное мне своими приграничными областями, представляло собой крайне раздробленное образование, базирующееся на нескольких враждующих между собой этносах. Когда-то это была сильная империя, с армией, отлаженной экономикой и послушными, умеющими верить гражданами. Ныне же центром государства, его столицей, фактически являлся императорский дворец, располагавшийся в оазисе в центе пустыни. К оазису прилегали территории более или менее враждебно настроенных соседей.

Государь с первого взгляда понравился мне. Его отношение ко мне было самое благожелательное, иногда мне казалось, что он разговаривает со мной, не как со своим подданным, но как с близким родственником. Он обладал приятными манерами, мягким голосом и мимикой и жестами человека, неспособного выносить разговоров о насилии. Имя его было Зцерг Густав V, и он являлся последним представителем фамилии; его супруга, принцесса Аквиазетта Анна II, умерла при невыясненных обстоятельствах, не оставив ему наследников. Искать новую избранницу было затруднительно: многолетнее состояние полувойны с соседями не располагало к мирским занятиям.

За пару недель пребывания в этом пустынном государстве некоторые мои дела повстречали успех. Так, мне удалось предотвратить назревающий конфликт, причиной которого было нежелание властей приграничного города пропускать к нам торговые караваны. Теперь путь для торговцев с севера был открыт. Мною было предложено потренировать коалиционные армии на совместных учениях. От двух союзников пришел положительный ответ, еще трое обещали ответить на следующей неделе.

Но — к делу. В один из похожих друг на друга вечеров я возвращался верхом с инспекционной поездки к приграничным рубежам. Я отпустил своих людей; хотелось собраться с мыслями, назавтра предстояли нелегкие переговоры. Звездная ночь в пустыне веяла холодом, огоньки в небе шептали таинственные молитвы; расслышать их отзвуки была способна лишь Носферату. Я наклонился к ее уху и произнес слова успокоения: тщетно. Скосив зрак, она шумно фыркнула, повела шеей, и по телу ее прошла дрожь. Ее настроение поневоле передалось мне. Так мы и ехали: нервно, неспокойно.

Вскоре вдали заметался огонек. Я вынул саблю из ножен и пришпорил Носферату. Через несколько минут мы были возле костра. Я не торопился спешиваться, рассматривая лица: их было двое. Двое бородатых мужчин. У обоих на поясах сабли. Чужие. В запретной зоне. Они смотрели все время на запад, будто кто-то привязал оси их взглядов к горизонту. Я приветствовал их и спросил, что привело их сюда. Один из них сказал: нас привело сюда предчувствие крови. Крови? Да, кивнул второй, будет большая кровь. Но здесь, невдалеке от ваших стен, мы чувствуем себя спокойно. Правда? И как долго вы собираетесь чувствовать себя спокойно здесь, на неспокойной земле? Они не отвечали, по-прежнему смотрели на запад.

Наши лошади прядали ушами и фыркали.

Сверкнув в свете огня, мой клинок разрубил одного из них от плеча до пояса. Другой дернулся в сторону, на мгновение испуганный взгляд его скользнул по мне, но это был не более чем рефлекс: через секунду он вновь смотрел — туда же. Что за интерес там? Смерть, кажется, не сильно пугала его.

Смотри, сказал я, что происходит, когда неизвестные вооруженные люди приходят ночью на чужую территорию. Зачем вы пришли сюда?

Он, едва раскрывая рот, сказал, что принужден сидеть тут. Принужден? Кем? Там, он показал рукой в направлении взгляда, собрались большие силы. Оборонительные рубежи прорваны, и сейчас они атакуют Линии вашего императора. Я, продолжал он, должен сидеть тут и ждать. Когда самая яркая звезда погаснет, я должен буду вскочить на коня и мчаться к ним с этой вестью. Если я не вернусь или приеду не вовремя, они убьют моих родственников.

Он замолчал. Смерть товарища была глубоко безразлична ему.

Уже подняв руку с плеткой, я услышал его голос. Они говорят, что император затеял процессы, и всех, кто сидит в тюрьмах, ожидают пытки и казни.

Я пришпорил Носферату и не переставал хлестать ее до самого дворца.

Поднимаясь по винтовой лестнице в Зал Приемов, я расспрашивал начальника охраны о ситуации. Странно, но он знал о прорыве, и тем не менее не предпринял никаких мер по его ликвидации.

У нас гость, сказал начальник охраны, когда мы вошли в Зал. За большим столом совещаний сидел человек в необычном для здешних мест костюме; мне показалось, я где-то уже видел подобные наряды. Лицо его будто было слеплено наспех из первого попавшего под руку материала: асимметричное (один глаз выше другого), в шрамах, которые оставляет оспа. Вместе с тем, незнакомец обладал той статью, что заставляет прислушиваться к его словам, независимо от вложенного в них смысла.

В этот момент распахнулась ведущая в покои дверь, и появился император. На нем был парадный мундир со всеми орденами и ленточками, и это означало, что гость равен ему.
Незнакомец поднялся, слегка поклонился и, постояв мгновение, зашагал к императору.

Забыв про этикет, я бросился к государю, обогнал незнакомца, упал на колени и попросил разрешения остаться наедине с ним на пару минут.

Прошу прощения у господина министра, сказал император, но кажется, печальные события, происходящие в государстве, глубоко ранят многие чувствительные души. Прошу вас простить милорда, он молод и иногда бывает несдержан. Незнакомец, не отводя от меня взгляда, усмехнулся, и потусторонний холод был в его усмешке. С коротким кивком он отошел назад к столу совещаний.

Я бегло рассказал императору о событиях в пустыне.
Я знаю, сказал император с тяжелым вздохом, и именно поэтому он здесь. Сейчас в стране могут начаться самые невероятные события, и этот прорыв — лишь начало. Его появление здесь — второй этап.

Но кто он, воскликнул я. Это необъяснимо, ответил император спустя несколько мгновений, это трудно представить. Но он пришел из... будущего. Из некоей страны, называемой СССР. На его имя выписаны бумаги полномочного посла, представляющего интересы этого государства. Его ранг — министр иностранных дел. Нам предстоят тяжелые переговоры. Они хотят получить опеку над нашей империей. За это они готовы прекратить военные действия против нас, которые в данный момент ведутся в пустыне. Их ведут не они, но они могут как-то вмешаться. Еще они предлагают, как бы это сказать... император задумался... законсервировать монархию. То есть прийти к некоему статус-кво, при котором династия не будет подвержена умиранию. Водрузить вокруг Линий защитный склеп, хорошо охраняемый. Он говорит, у них огромный опыт консервации. Он привез чертежи. Вот так.

Император печально посмотрел на меня, вздохнул и направился к столу совещаний. Из коридора появились многочисленные визири обеих сторон и начали рассаживаться за столом.
С тяжелым сердцем я зашагал по лестнице вниз, к выходу во дворик. Я целиком был поглощен мыслями о ситуации, в которой оказались император и наша страна, и поэтому не сразу обратил внимание, что коридор, по которому я шел, ведет куда-то не туда. Когда я спохватился, я понял, что заблудился. Этого только не хватало! Я бросился искать выход, но вскоре обнаружил, что все время попадаю в одно и то же место. Проклятье! От волнения стало тяжело дышать, и я присел. На стене напротив в свете далекого факела проступала надпись: здесь был я. Вдруг защемило сердце, закружилась голова. Я с трудом встал и, держась за стену, побрел вдоль нее. Становилось хуже и хуже; горло пересохло, в боку изрядно кололо. Но тут рука моя ощутила пустоту, и сбоку, в углублении стены проступила дверь. Я повернул рукоятку, и дверь открылась. Свет и поток свежего воздуха хлынули в подземелье. Под действием внезапного импульса я бросился бежать. Я бежал сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. С удивлением я отметил, что на бегу ко мне возвращались силы. Я бежал и бежал, и странная легкость мыслей возникла. Под ногами мелькали разогретые шпалы заброшенной железной дороги; от них пахло давними детскими путешествиями к морю. (Или так пахнет креозот?)

Потом я увидел белую мышь. Она бежала впереди меня, не сворачивая, и я вдруг понял, что должен ее поймать. Неожиданно вспомнилось, что я бежал по шпалам за этой мышью через город вдоль ослепительно сияющих витрин, вдоль домов с каменной кладкой, вдоль медленных траекторий горожан. Сначала это были трамвайные рельсы, затем, когда я миновал черту города, они стали рельсами поезда.

Поезд был где-то рядом, я чувствовал, как он гудит по рельсам, как томно, будто со сна, потягиваются провода. А между тем, мне очень нужно было поймать эту мышь. Я знал, что пойму что-то очень важное, когда мышь окажется у меня в руках. Поэтому я не сворачивал с путей даже тогда, когда в городе стали лопаться витрины, и осколки стекол пролетали немногим позади меня; по какой-то причине магазины взрывались после того, как я пробегал мимо; в этом, вероятно, состоял намек на невозможность возвращения.

Но вот впереди появился поезд. Мышь побежала быстрей, я тоже ускорился. Дистанции между мной, мышью и поездом быстро сокращалась. Последнее, что я запомню навсегда, был прыжок мыши под поезд, прыжок отчаяния: быть или не быть. Она, несомненно, имела шансы выжить. Когда поезд был в каких-то метрах от меня, я спрыгнул с рельсов и покатился по насыпи.

И тут произошло следующее. Колеса поезда еще стучали по рельсам, когда я услышал голоса. Говоривших было двое. В одном я узнал императора, в другом — Кроненбаума, тайного посланника. Было это похоже на голоса озвучки за кадром фильма.

Кроненбаум:

— Он не успел. Значит, считаем, что задание не выполнено?

Император:

— Это не имеет значения. Он приблизился к истине насколько мог. Я полагаю, что если он видел одно из проявлений истины, ощущал ее дыхание, ее запах, ее стремление скрыться — это уже неплохо. Время собирать камни еще не наступило.

Кроненбаум:

— Мой государь, вопрос не совсем в этом. Вопрос в том, можем ли мы пропустить его? Все ли он сделал? Велики ли его посмертные заслуги перед нами?

Император:

— Я уверен, что он сделал все, что мог. Его появление во многом помогло сохранить положение; то, что он догадался про Линии, и то, что он проявил такую лояльность к нам, дарует ему хорошее отношение в Будущем. Я считаю, что он вышел из лабиринта достойно. Мытарства позади.

Кроненбаум:

— Не вижу смысла возражать вам, мой государь.

Голоса прекратились, и последним, что я увидел, был панорамный вид на пустыню, на ту ее часть, где находились Императорские Линии. Линия Разума мощно рассекала пески; параллельно ей шла Линия Судьбы, и большим полумесяцем, едва не соединяясь с ней вершиной, пролегала Линия Жизни. Не было видно ни малейших следов повреждений. Вокруг копошились фигурки людей: очевидно, шло строительство защитного склепа.

Грудь мою распирала радость — император жив и династия сохранена. Государству, видимо, больше ничто не угрожает. Министр иностранных дел сдержал обещание.

Я закрыл глаза. Я не знал, сколько суждено мне ждать, но раз будущее обещано, значит, оно придет.

В небе парила большая птица, и тень от ее силуэта отражалась на внутренней стороне моих век.

<Вr>Dance

Авторы

Сборники