Боливар на троих

Уж лето, но снег выпадает обычно,
за печкою сани народ навострил,
и Пушкин в санях выезжает обычно.

Эту колонку я писал в страшном кризисе и написал очень хуёво. Во всяком случае, в ней ничего не понятно. Поэтому попробую пересказать предполагавшееся содержание. Пригов и Рубинштейн исполнили волю языка умереть и очистить от себя Чистоту, надобную Поэзии, чтобы родиться. Ибо вне Чистоты Поэзия редуцируется к бессмысленному и гадкому щебетанию, а поэт, как Ленин, должен звать и манить куда-то. Немиров пришел на очищенное пространство и исполнил волю языка снова родиться. Чтобы снова стала Поэзия.

Еще ради скромности я выкинул из колонки абзац про немировскую «школу» (потому что тогда нужно было бы писать про себя, а — нескромно). Я тут про нее внизу тисну чисто ссылками.

Блядь! Не нашел в сети колотилинского цикла «Инсектофобия», без него Поэзия осталась неполной. Денис, вывесьте «Инсектофобию» на «Денисбуксах», пожалуйста.

* * *

Историю поэзии считают по головам. Пушкин — раз, Хлебников — два, Бродский — три… Никто не обиделся? Истории нужен воздух. «Стул состоит из чувства пустоты» — так ведь и трон тоже.

Постараюсь очень смиренно, даже уничижено объяснить, почему считаю Мирослава Немирова величайшим и единственным современным поэтом. Представьте, что музыка состоит из пауз, а слова — из промежутков между словами. Гениальную скульптуру создает «отсеченное лишнее», а не то, что осталось. Наше время позволяет отсечь все. Нет такого, чего нельзя будет не вспомнить.

Впрочем, у каждой эпохи и должен быть только один поэт. Сонмы «хороших» и «известных» производят приятное для уха жужжание, а один — по настоящему говорит. Говорит, а не поет и не бормочет. Вокруг него чистота. Сверху, возможно, Бог. Снизу я бы подоткнул пару фамилий, потому что воздух, которым питается чувство пустоты, тоже состоит из молекул.

Теперь быстро, но по порядку. Есть поэзия «хорошая», и есть поэзия новая. Боратынский и Пушкин — найдите десять отличий. Кроме новой поэзии есть еще авангард. Это формальный полемический антитезис, неотделимый от традиции, и стремящийся слиться с ней в перспективе. В отличие от авангарда новая поэзия чувствительна не к письму, а к языку, который не является целеполагающим процессом. (Представим себе хрестоматийный абзац про Пушкина, который то ли создал современный язык, то ли сам был им создан.)

Теперь — как бы это мягче сказать… Общественную значимость как незрелый плод исторической иронии опустим. В важнейшей поэтической функции, которая есть исполнение воли языка (иногда — умереть, но обычно –родиться), гению Пушкина конгруэнтны трое наших современников. Мирослав Немиров, Дмитрий Пригов и (ну должно же быть три!) Лев Рубинштейн.

Жаль, что из-за былой моды на «московский концептуализм» Пригова и Рубинштейна маркировали как «авангардистов» и «постмодернистов». Жаль, потому что они субъекты не диалогического слова (авангард, постмодерн), а монологического, законодательного, принципиально не зависящего ни от предтеч, ни от источников, ни от конкурентов.

С этим, правда, не согласны те, кому в поэтике П&Р видятся ирония и игровое начало, но поскольку эти отсталые товарищи свое, считай, доживают, заостряться на их проблемах не будем. Тем более, что маски «авангардистов» действительно прилипли к П&Р — они повадились форсировать прием и мельчить, а результат оказался плачевным. Шуту, будь он хоть в сто раз умней короля, не положено быть отцом-основателем, вот Пригов с Рубинштейном и повисли на генеалогическом древе литературы одинокими елочными игрушками.

Почему это случилось? Плохо представляя себе разницу между новым и авангардным, сами субъекты нового норовят свести себя ко второму. В итоге — формализовать, поделить на ноль. Находясь под неизбежным впечатлением «формационной» теории литературы (направление-течение, метод-стиль), Пригов и Рубинштейн охотно позволяли позиционировать себя как «концептуалистов» вместо того, чтобы быть одиночками вроде Бродского, Жданова, Седаковой — просто «хороших» поэтов.

Немиров в отличие от Пригова и Рубинштейна сохранил одиночество эксперимента. В итоге именно он оказался нашим единственным современником. Он «выражает драму современного человека», «отвечает на вызов времени». А драма и вызов в чем? В языке, ну конечно.

Вскормивший Пригова и Рубинштейна советско-антисоветский язык закончился. То, что звучит сегодня, не имеет пока названия, ибо еще не отрефлексировано, не записано, не сказано одним человеком… Впрочем, сказано и написано — осталось прочитать и услышать.

Поэзия Немирова — это суггестия, гипноз обыденной речевой деятельностью, которая сгущается до степени художественного внушения и обретает пафос эстетической манифестации. Фокус, которого нет. Зеркало вместо картины — каждый видит в раме то, чем сам является. Дурак видит неприличное, умный — смешное, урод — уродство, ханжа видит отрадные его душе матюги. Гений видит себя — с этим тоже ничего не поделать.

В поэтике Немирова нет «метапародии», то есть рефлексии по поводу поэзии как таковой. Да, юмор присущ ему в несколько большей степени, чем большинству так называемых «нормальных людей» (не говоря уж о ненормальных), но смех не является сверхзадачей. Какое уж!.. Просто Немиров не может говорить о своих болях и бедах иначе, как с «рефлексией юмора». Это не игра и не попытка «вытеснения», а вырабатываемый спинным мозгом наркотик, рефлекторный ответ на агрессивные воздействия среды. Я, например, уверен, что в юности Слава вполне всерьез посвящал и дарил свои стихи девушкам… То-то они были рады!

Кстати, о девушках. Нет у Немирова и пресловутого «как говорится, люблю» вместо «люблю», никакого постмодернистского удвоения коммуникации. Немиров храбрый панк, а не трусливый «влюбленный постмодернист», его высказывания всегда личные и прямые.

Строго говоря, именно отсутствие микроба «чужого слова» и отличает его от Пригова с Рубинштейном, а заодно — всю современную литературу от постсоветской. Тогдашние первопроходцы кутались если не в чужую речь, то в цитаты, если не в цитаты, то в философские симуляции; нынешние — от этих пряток устали. Современное слово надо воспринимать таким, какое оно есть. Без всяких «понимающих» гримас — непростой талант… Традиционному критику легче вообразить, что поэт «играет», чем признать, что его собственный талант экзегета больше не нужен. Возможно, потому критики и замалчивают Немирова, хотя в кулуарах попискивают от восторга. Сказать-то нечего!..

Есть, впрочем, один аспект немировской поэзии, упомянуть о котором сегодня как-то не вышло. Он тоже стоит на пути всемерного признания Мирослава Маратовича (хотя по мне — так и ладно, а на «тропе народной» пограничников с собаками надо ставить). Это ее принципиальная «непечатность». Что ж… Процесс «Правительство и народ России против русского языка» еще длится, длится. Но уже… Скоро.

«В на-а-а-аме-ра!..»
К-хм.

* * *

Вот сам Немирыч (моя любимая подборка): http://guelman.ru/slava/nemirov/index.html

Вот Нескажу, собственно, главный младонемир: https://observer.megalit.org/neskazhu/

Вот Колотилин, в котором любит дышать Дух: http://denisbooks.al.ru/a_sum/ahaker-texts.htm

Вот еще Колотилин: http://skoobsined.boom.ru/aa/andrei_kolotilin-posledneemaja.htm

А главного, «Инсектофобии», блядь, нету!!!

Вот я, но это, конечно, хуйня: https://akm.megalit.org/txt/pirogov/ritmizirovannye_affekty.html

А еще я сочинил эпиграф, и Боливар Немирычу на башке собственноручно нарисовал в Фотошопе.

Вялые варианты

Авторы

Сборники