Мировой фестиваль поэзии

В Москве проходит второй всемирный фестиваль поэзии (первый уже прошел), ха-ха-ха. Чувство юмора у меня отточилось оттого, что сегодня почти не спал — ходил встречать поезд, с которым (поездом, ха-ха-ха) мне передали лап-топ, две банки рыбьей икры и бутылку горькой настойки «Стрижамент». В субботу жду в гости всех, кроме Мити Ольшанского.

Ну вот. Я на том всемирном фестивале был целых два раза. Первый раз в пятницу — в клубе «Поэты ХХI века». Бросившийся мне в глаза интеллектуализм названия клуба вполне адекватно отразил ту чудовищную атмосферу, которая царила внутри. Всякие поэты заполняли пространство, а в центре его сидела Линор Горалик и духовно смотрела перед собой. Здороваться со мной ей было неприятно, так что она не поздоровалась.

Другая девушка коллективно-бессознательного вида продавала в фойе книжки. Одна книжка, под названьем «Дитя», лежала неправильно. Там ведь была чудовищно талантливая задумка: напечатать название вверх ногами (я это знаю, потому что читал все книжки, и тем более потому что видно, где корешок, а где обрез), но девушка положила книгу так, чтобы было понятно. Когда я корректно попытался исправить ошибку, девушка злобно вцепилась в «Дитя» и не дала мне исправить.

А в буфете не было НИЧЕГО (только чай). Лишь после многих усилий Глеба Шульпякова (в качестве приглашающей стороны) и долгих странствий по коридорам казавшегося столь негостеприимным буфета мы проникли в обнадёживающую подсобку с водкой и колбасой. Там мы сразу же начали пить водку и есть колбасу, но потом как-то вдруг вышло, что мы снова вернулись в буфет. И продолжили пить водку без показавшейся такой замечательной колбасы. Но зато запивать вином, которое взялось «как по волшебству». Разумеется, фестиваль (там, где Линор Горалик) уже во всю шёл. Но нас это не смущало. Мы продолжали пить водку, запивая вином, а критик Лесин, который тоже взялся, как по волшебству, принёс откуда-то виноград (и мы его стали есть).

Утром в тот день я проснулся от телефонного звонка. Игорь Зотов сказал, чтобы я вставал и шёл к нему, потому что тем, кто поздно встаёт, Бог не даёт. Мы весело посмеялись над столь двусмысленной поговоркой, и я встал и весело пришел к Игорю в «Независимую газету», где он работает, и где в унитаз однажды помочился сам Жак Ширак. Хоть я и не знаю, кто это, но все так говорят. А Бог дал нам Шульпякова, который принес водки, кислой капусты, огурцов, хлеба и колбасы, потому что у него вышла книжка. А потом я купил ещё водки, а потом начался вечер и мы поехали в буфет на фестиваль поэзии. Отрицательные семы всегда усиливают неявный смысл.

На фестивале нам говорили, чтобы мы убрали бутылки, потому что щас придет Данила Давыдов и устроит дебош. А еще там был Эргали Гер, который всегда чувствует, если дебош. А Данила принес водку «Сибирская», которая была из спирта, потому сразу понятно, какая водка из водки, а какая из спирта (зубы печёт). Но все её пили, потому что боялись, что Данила устроит дебош (в противном случае). И Бог постоянно наполнял чем-нибудь мой стакан.

Ни одного стишка я, конечно, не слышал, хотя один раз очень честно простоял минут пять в дверях (на стульчиках мест уже не было). Единственный поэт, которого я расслышал, сказал, что он собака Павлова, а потом принялся пояснять: «Не Вера Павлова, не Анна Павлова, а собака», — и я ушёл.

В буфете сидели два каких-то, наверное, очень известных хуя, потому что один всё время говорил «у меня в этом году было две публикации», а второй всё время молчал. А Гер читал какой-то стишок в бумажке, которую ему насильно дал тот хуй, у которого публикации. Гер долго его читал, а потом сказал, что с последней строчкой он не согласен. Я потребовал дать мне прочитать эту последнюю строчку, даже обещал отогнуть все остальные, но автор не внял моим напрасным мольбам, ссылаясь на то, что (я не помню). Стало окончательно ясно, что все поэты — гондоны. И мы с Лесиным (и Вознесенским) пошли в метро покупать пиво.

Во второй раз фестиваль был в субботу, в «Пирогах», когда мы с Викой, Нескажу, Гузелью и ещё одной Олей собрались выпить там водки. Но едва наша нога ступила на лестницу, призывно ведущую на второй, где так много водки, этаж, как оттуда раздался голос охранника, который строго, как гром с ясного неба, сказал нам, что тут Фестиваль, и водку можно пить только Поэтам, а разному говну, вроде нас, тут лучше не пить водку, чтобы Поэты от нашего вида не нервничали. Хоть среди них и стояла Маша Галина, и даже курила! К счастью, тут как по волшебству появился Давыдов и сказал, водки там нет, и что он уходит. И мы сразу же пошли в какое-то другое кафе. К сожалению, там у бармена был день рождения, потому что он всё время слушал группу «Раммштайн».

Показательно, что ни в «Поэтах», ни в субботу я так и не напился. Поэтому в воскресенье и понедельник у меня была депрессия, и я весь день играл в компьютерные игры, а потом смотрел телевизор.

По телевизору была телевизионная игра «Алчность». У тупой дуры спросили, какой из языков — арабский или немецкий — не является официальным языком ООН. Тупая дура с ослиным упорством сказала, что немецкий, хоть ведущий и намекал ей, что арабский является, а немецкий нет. Когда табло загорелось красным, и всем стало очень-преочень грустно, он спросил у дуры, почему ж она так неправильно думала. Дура посмотрела на него глазами, полными осуждения. Там же погибли люди! Вопрос был очень циничным.

Вялые варианты

Авторы

Сборники