Суббота

Всё, Москве приходит пиздец. Понял это в субботу, около ноль-двух часов, после вдохновенного прочтения «Тюменской энциклопедии» и регулярных мыслей, что не как надо живу. А как? Видимо, как Немиров. Пить водку, а потом ложиться спать на полу. И чтоб вокруг было много правильных людей, а неправильных было мало, но чтоб их можно было высмеивать и клеймить в своем творчестве, потому что они — враги.

Только Немиров тоже уже так не живет, а всё почему? А всё потому, что мы скоро сдохнем. Энтропия, пиелонефрит, хуё-моё.

Курили на подоконнике с Дм. Бавильским, и он сказал «тебе надо писать роман». Я сказал, что уже написал роман, какой смысл ещё раз писать роман, если уже написал, а он, так сказать, не опубликован. Тогда Бавильский приободрил меня в том смысле, что нихуя, что нужно «рассказать историю», что нужно «взять хороший сюжет», что, мол, всякой дрянной лирики чтобы поменьше, а хорошего Фандорина — Ника Картера чтобы побольше, и я понял, что всё. Скоро эта хуйня накроется мокрой тряпкой.

Чудовищные рожи не так живущих людей гримасами сострадания окружают меня. И то только для рифмы так говорится, что сострадания, а на самом деле окружили и всё; и на самом деле — своего страдания, ибо все они хотят жить, и есть, и пить, и совокупляться с жёнами или, там, не с жёнами, но чтобы женщину раздеть, её надо одеть, а чтобы одеть — лучше одеть в брильянты, так сказали сегодня по ТНТ, и против телевиденья не попрёшь.

Им нужны эти брильянты, и это настолько вошло в их жизнь (и деньги, чтобы платить за квартиру, а у многих, как уже говорилось, при этом ещё дохуя детей), что они не отделяют зёрна от плевел (своего существования) и думают, что, мол, так вот и надо жить — трудиться, делать нужное людям, сосать хуй им потом, а потом предавать свою национальную идентичность.

Ведь вот смотришь если когда в телевиденье на Сорокина, и вздымается, допустим, протест, а потом думаешь — нет, как же, он что — водки не пил? Что — на полу не валялся? А пришла пора умирать и, как говорит Саша Иванов (одна из морд, сорокинский верный издатель), «Володя наслаждается буржуазным образом жизни». Ну, может, для москвича буржуазным образом наслаждаться — это вроде как сверчков на крыльце слушать, я не знаю. Прощаю их.

О чём-то другом речь, забыл…

Наверное, водки выпью. А и выпил уже. Никогда не знаешь, на какие рассуждения натолкнёт внезапно выпитый стакан водки. Особенно, тёплая если она когда. Потому что сделана путём разбавления спирта, надобного для компрессов, из чайника. Вот сейчас натолкнула, что стало жалко свою жену. То есть не в том смысле, чтоб жалко, а так — испытал к ней филогенетическое какое-то чувство. Ну да не буду описывать. Вам, наверное, это не интересно.

Немиров хорошо пишет. Какая-то болезнь в нём сидит — надо ему свою особую интонацию и свой особый к жанровым сценкам талант запихивать в форму «энциклопедий». Не отпускает эта форма его. Если писать в рамках словарной статьи, то есть и повод для письма, и понятно, зачем всё, а если просто так, то непонятно — и не пускает. Так, наверное, и я не могу придумать «хороших историй». То есть они мне просто в голову не приходят. То есть это у большинства людей так, но я ведь не большинство.

Хотелось сказать, что год за годом отсиживающийся за кампьютерными кнопками Немиров или доверяющий свои мысли колебаниям в силиконовом кристалле Яцутко — это совсем не то, что «хорошие истории», которые какое-никакое, пусть хуёвое, но ремесло. А у них — искусство. Потому что за ради нихуя всё. А пропитанная гниением Москва не отличает одно от другого, то есть искренне верит, что первое вполне быть может второе, и что оправдывание читательских ожиданий не меньше имеет отношения к предмету нашего разговора, чем просто спасение от бессмысленности небытия, в том смысле, что жизнь всегда равна смерти.

Какая-то несвежая мысль, но от этого не перестаёт быть предательски верной. В том и состоит национальная идентичность, чтобы, во-первых, стремиться к саморазрушению (я вот, например, курю), а во-вторых, никогда не являться рентабельным. Большинство людей — идиоты, более того, они мерзки до безумия (просто некоторым из них мы это прощаем, а про некоторых — нет сил сказать), и быть угодным или понятным, ну, словом, рентабельным — значит и пр.

Между тем именно в немировско-яцуткинском типе письма видится мне новый шаг в литературном искусстве, но именно потому, что в искусстве он, не светит ему практически нихуя. Нужно быть, как Довлатов, — тогда тебя простят и поймут. Но Довлатов был пидорас. В творчестве пидорас. Немиров или распоследний Яцутка в тыщу раз честнее и талантливее его. Если, конечно, под талантом понимать пассивную причастность к равнодушном абсолюту, а не домогательства, и не корыстную «работу над собой».

То ли это просто от «Тюменской энциклопии» разволновался? То ли по юношеским романтизмам (уходят ведь) брюзжанье уже проснулось? Две недели назад пили водку с Ванькою Куликовым, и он тоже сказал «пиши роман». Они не видят другого способа выжить, а «выжить» по сложившимся раскладам означает купить квартиру, как у Сорокина, и вести буржуазный образ жизни — в смысле, не детей во дворе конфетами с пенсии кормить, а в Вену на week-end ездить.

В смысле, лучше в Вене кормить голубей, чем тут — изнасилованных, нищих детей, которые умирают с голоду от Немцова и Хакамады.

Вы понимаете.

Вялые варианты

Авторы

Сборники