Секерт негодного маляра

Прекрасного не понимает никто. И слава Богу. Листая на досуге дневники Юли Фридман, обнаружил интересное наблюдение, сделанное ею во время чтения «Структурной лингвистики» Ю. М. Лотмана, автора «Структурной лингвистики».

Ю. М. цитирует некоторого весьма прославившегося поэта и восхищается омонимической рифмой — насколько, мол, она информативнее, чем, например, тавтологическое:

«Любой заметил бы, насколько стихи улучшены нечаянной заменой — только не Лотман», — резюмирует Юля.

Можно добавить, что тавтология в отличие от омонимической рифмы указывает на принцип удвоения — архетипический прием, лежащий в основе поэзии. «Палка — селедка» есть лишь некоторый тезис, тогда как «палка, палка» — начало песни. Однако в свете разговора о постинтеллектуальной поэтике нас интересует не это. Нас интересует «мовизм» как прием, легитимирующий поэзию.

Постинтеллектуализм отказался от «культурно вменяемых» форм, потому что они стали ширмой, за которой удобно прятать отсутствие пассионарной энергии. Кризис современной литературы вызван тем, что ее покинули пассионарии, и их место заняли более или менее владеющие «приёмом» медузы. Пассионарии из литературы ушли именно потому, что вот уже скоро сто лет, как она мыслится Тотальным Приёмом — сводом обязательных правил, за которыми не видно игры.

Постмодернизм пытался бороться с приёмом посредством его удвоения. Однако как любому слишком пафосному событию, ему не хватило юмора: когда постмодернист говорит «как говорится, люблю», он имеет в виду «люблю». Постинтеллектуальная ирония огульна и беспощадна, как русский бунт. Мовизм, как оружие против творческого бесплодия и культурного ханжества, в руках постмодернистов превратился в жизненную позицию и приемом быть перестал. Постинтеллектуалисты, сохраняя дистанцию между собственной экзистенцией и юродством, идут дальше своего языка.

Грубо говоря: Лев Рубинштейн в ответ на амикошонское «ну что, брат Лёва» лишь защитительно улыбается, а спортсмен, бизнесмен и отец девяноста детей Нескажу крушит пидорасу ебло.

Эти тезисы я собирался (и собираюсь) развить в статейку для газеты «Экслибрис»; ею в феврале будет сопровождена публикация нескольких постинтеллектуальных стихов. Но не удержался: шваркнул, пока писал, немножечко вскусной водки, стало весело, пришла охота поматериться.

Дедушка Дмитрий Крылов, уважаемый юзер живого журнала, в своих околопостинтеллектуальных размышлениях высказался в том духе, что вся пы-теория до жути напоминает ему практику американских негров, которые в своем обезьяньем творчестве славны тем, что матерятся со сцены.

Разница в малом, но она же огромна. Негры являются кал и говно, их мат — это протест против культуры. А постинтеллектуализм отличается от антиинтеллектуализма тем, что не протестует против разумного-доброго, а выкапывает его из под завалов «традиции» — ритуалов и протоколов, которые стали каждому говну доступны (ну говно и потопило всё разумное в массе своёва говна).

Борись с жыдом и говном, товарищ! Ненавидь их, и воздастся, скоту, тебе. А я уж, так и быть, допью такую вкусную и полезную водку.

Вялые варианты

Авторы

Сборники