Проскурин и ПИ

ТЕСТ

В «Русском журнале» обнаружены материалы круглого стола «Нас будут резать» (http://www.russ.ru/politics/20020401-stolnal.html), очевидно, снятые методом «копи-пейст» с сайта радио «Маяк», где, насколько я понимаю, стол имел время и место. Участник круглого стола Олег Проскурин так хорошо в нем участвовал, что не поленился дважды донести до народонаселения свою мысль. А мысль такая: «Сейчас, как известно, даже есть такое эстетическое направление — постинтеллектуализм, предназначенное, как следует из названия, для безмозглых».

По этому поводу надо сказать, что если бы Олег Проскурин читал не только названия, но и то, что мелким шрифтом на контрэтикетках, он бы понял, что удивительным образом ошибается. Для безмозглых предназначается массовая культура, а постинтеллектуализм — это ситуация зависимости человека от технологии, и массовая культура относится к нему, как частное к общему.

Ну например. Ехали как-то Курицын и Басинский пить водку на одну из замечательных дач Басинского, коими Басинский так славен среди налоговых инспекторов от Вологды до Тамбова. В дороги сломался двигатель, Басинский засучил рукава — и ну его чинить. Курицын (раз машина не едет) тоже вышел наружу — поссать, полюбоваться кустами… Увидел, как Басинский чинит свой двигатель, и говорит: «Слушай, а если ты это можешь, зачем же ты тогда пишешь статьи?».

Имеется в виду, что постинтеллектуальная цивилизация является культурой узких специалистов. Человек, всецело зависящий от телевизора, автомобиля и электроплиты, не знает, как работают телевизор, автомобиль и электроплита, — чтобы выжить в нашем непростом меняющемся мире, он нуждается в услугах, как минимум, телемастера, автослесаря и электромонтера. А уж те и рады его наебать: «Э-э-э, батенька, да у вас РЕЗИСТОР полетел!!! Плохо дело!» И лишенный технологическим детерминизмом не только исторических перспектив, но и сил к сопротивлению, постинтеллектуал-обыватель обречено лезет в карман за очередным миллионом рублей.

Более конкретный пример. В одной из серий великого постинтеллектуального мультсериала «Симпсоны» папа Гомер Симпсон баллотируется в местные президенты службы очистки — собирать мусор и за свалкой следить. Раньше он работал на атомной электростанции — нажимал кнопки, но вот поссорился с мусорщиками, и вступило ему выбраться ихним, мусорщицким, президентом. чтобы отмстить обидчикам. Кроме того Гомер Симпсон, если кто забыл, является человеком виртуозно, исключительно глупым. И вот, когда он агитирует у проходной атомной станции своих бывших сослуживцев, таких же нажимальщиков кнопок, добрых консерваторов, мечтающих о двух вещах в жизни — пить пиво и смотреть бейсбол, один из них говорит исключительно важную для понимания постинтеллектуализма вещь: «Пусть Гомер неплохо разбирается в атомной энергетике, но в мусоре он дилетант».

Суть технологического детерминизма в том, что мы все «неплохо разбираемся в атомной энергетике». А его трагедия в том, что мы «дилетанты в мусоре». Отсутствие органической привязки к информации, детерминирующей наше повседневное бытие, лишает человека субъектности, превращает его в функцию некоего надличностного, саморегулирующегося культурного механизма. Взгляд на культуру, как на объективное, не зависящее от человеческого произвола явление характерен для «стихийного постмодернизма», определявшего общественное сознание девяностых.

Катя Метелица и стиль девяностых

Об этом, кстати, пишет Кирилл Куталов-Постолль, в вышедшей сегодня рецензии на книжку Кати Метелицы «Азбука жизни». Лично мне попытка свести стиль и быт девяностых (разумеется, говоря «девяностые», подразумеваем «Москва», потому что в остальном рублевом пространстве средние века до сих пор) к неким азбучным элементам представляется избыточной. Девяностые с их угарной интенцией к «общечеловеческим ценностям» (в широком диапазоне от Биг-Мака до домика в Греции) и этакой «общечеловеческой усталости» (ну вот, теперь, когда мы уже совсем, как большие, и ничем нас не больше удивишь в этой жизни, можно, наконец, сказать с последней простотой, какое она говно, и как хочется к морю, где дешевый портвейн и ласковый бриз) — вот эти самые девяностые и так представляли собою последовательную редукцию человека к набору элементарных функций.

Содержание у проектов Кати Метелицы, мнится мне, всегда отсутствовало, в них не было ничего, кроме «информационной поводности» (надеюсь, вам понятна разница между «поводом» и «поводностью» — лексемушкой девяностых, как раз). Именно в девяностые мутировала сема «актуальный», превратившись из «происходящий сейчас» в «значимый», «значительный»: у хомо-элементуса девяностых не было в жизни иных смыслов и мотиваций, кроме «актуальности»: смысл умер, а мы еще нет, — вот где-то происходит «актуальная туса», и слава Богу.

После того, как победила «свобода», стало в принципе на за что и не с кем бороться. Из сублимации войны общественная жизнь превратилась в сублимацию шоу. Тон задал «августовский путч» — воистину бодрийяровское действо типа «войны в Заливе»: символический фаллоцентричный Феликс повержен, томящие ночные репортажи «Голоса Америки» и «Свободы» окончены, цирк уехал, а праздника хотелось по-прежнему, и Москва погружается в без малого десятилетний угар неутолимого голода по зрелищам и острым впечатлениям. А если зрелища нет, его можно назначить. «Поводность» — это имитация повода, только и всего-то.

КОНЕЦ ТЕСТА

Вялые варианты

Авторы

Сборники