ObsЁrver
        Обозрение языковой реальности
   
Лев Пирогов  <levpir@mail.ru>

SALT PEANUTS

Смешной печальный рассказ про еблю с орешками

 
     

Ты, розовая мечта, проскользнувшая по перрону, есть моя главнейшая муза. Как бы я хотел с тобой поебаться, в этом много светлой грусти, как если бы вдруг Натан кладёт тебе руку на голову, нежась под лампой, нет наоборот голову на руку кладёт. Это не мрачная очковая чревососущая пружина аффекта по имени Михена Люда, это именно светлая выебанность мечты, которая манит и зовёт, но как-то не страшно: очень светло, неинфернально, далёким голосом зовёт ебаться.

Это не потрёпанная и полуистлевшая в снах, от частого употребления стёртая в промокашкин лист мечта по имени Левченко Рита, не доходящая до маразма старческая пердливая мечта по имени Илонины Попаколени, не гомофильская гумберт-гумбертская мечта по имени Ира Бородинова, не изжопленная вдоль и поперёк мяконькая мечта Аннушка Кривокрысенка, не романтическая навроде прижимаемой в полусне подушки мечта по имени не знаю кто, выходящая из лифта, не мечта поэта, которая тогда была в автобусе — нет, это добрая и уютная мечта типа Скляровой, которая отличается от мечты только тем, что она не мечта и её, видимо, поэтому не хочется ебать, а Наташу хочется ебать постоянно.

В пизду, жопу и рот хочется ебать её для доставления услады и обретения экзистенциального уюта, для достижения их я согласен даже ебать в нагрузку Лену Сергееву и даже ещё немножко Наташу Сахацкую, впрочем, желательно Лену поменьше, а Сахацкую Наташу побольше.

Всё свободное от ебли Наташи Вознесенской время я хотел бы ебать Наташу Сахацкую — внезапная озарённость этой простой мыслью приятно озарила внезапно.

Вот что, дескать, нужно старому дураку — не идиотски упорствующая мечта по имени вика и прочая кристина, а именно старая добрая гвардия, которая знает толк в ебле, ебле и ещё раз ебле, вот по чему стосковалось сердце — по сильной женщине с незаслуженно забытыми, но такими большими и прыгучими сиськами, с весёлым смехом женщины, противостоящей подлостям жизни, а главное, с мужем. Внезапно поразила внезапная серьёзность второго открытия: в ебливой бабе должен быть муж.

Счас, дай бог памяти, вспомню, как его зовут, кажется — нет, на хуй забыл, допустим, Серёжа, в общем с тонкими ногами и вечно пьяный, как Скляров, но абсолютно в отличие от Склярова не мешающий ебать, только помогающий. Ещё у неё есть сыночек — бля, тоже забыл, как зовут, счас напрягусь, кажется, Серёжа — и наличие оного сыночка тоже наполняет мой хуй и моё сердце живительной силой. Ебать нерожавшую женщину значительно менее интересно и даже, если вы не против рифмы, то пресно, и ещё как-то немного неполноценно авиационно.

Но, видимо, именно муж делает женщину сексуальной, а девушек ебать так же сложно, как мальчиков, надеюсь, вы поняли эту достаточно сложную мысль.

Сына Наташи Сахацкой зовут Дима Сахацкий, ах, какая сладенькая, ненавижу это слово, фамилия, какая вся сахарная, лосиная и большесисиная, брюнеточного роста примерно метр шестьдесят с внимательной улыбкой следит с дивана, как я играю посредством воздушного шарика с её сыном, видимо, тогда уже начался секс потому что её возбудило очевидное исполнение мною функций отца Димы и, разумеется, захотелось, чтобы я эти функции продолжил, то есть наконец надлежащим образом их исполнил, потому что, повторяю, вечно пьяный Серёжа был пьян. И, разумеется, мысль показалась дельной и свежей, как глоток похолодавшего за ночь воздуха — от выпадания первого снега и повисания огромными шапками на склоненных прутьях ограды, когда, приятно утопая ногами, прошаркаешь под навес, где сложены для печки дрова, и одно толстое-претолстое, промерзшее за ночь, на нём столько пыли, целые десятилетия этой пыли, наверно, на нём, хочется взять его красными пальцами, благодарно поднести к лицу и понюхать.

Дима счастливо орал, а Наташа внимательно следила, но не за Димой и не за полётом воздушного шара (тут вспоминается нам ещё один человек по имени Ероплан, который живёт в Москве, улица Маньки Расковой, была такая лётчица-бомбовозка, там еще как выходишь из метро, какой-то вроде вокзал, но, впрочем, где в Москве не вокзал — за что люблю этот город, так это за то, что всегда темно и много людей толкаются, все покупают варёную колбасу и куда ни плюнь — вокзал, а я их, должен признаться, страсть как люблю, вокзалы, и, может быть, рассеяно ковыряла вилкой в банке с мидиями, от которых хрустит песок на зубах, или в маслинах ковыряла, которые я консервным ключом открывал на кухне, и рассеяно водила вилкой около рта, всё роняя на юбку и на прямо под юбкой так близко расположенные трусы. Однако, скрепя сердце и морщась от тупой боли, должен я вам признаться, что была она в брюках, но на размер и торчание сись этот факт, к счастью, не влиял, так что мне тоже хотелось, глядя на неё, и маслин, и мидий.

Хорошо лежать в постели, а лучше, задрав ноги, обсыпаясь белёсой шелухой, пачкать друг друга слюной и жевать СОЛЁНЫЕ ОРЕШКИ.

* * *
Лонг лив, весёлые постмодернисты, у вас шея, а на шее монисты, у вас много в сортире вкусных сигарет, у вас чести и совести в том сартире, нет у ваших баб большие сраки, у ваших срак внутри большие каки

Нет, у баб сраки маленькие а у самих зато сраки большие, взять хоть яцутку, хоть олег барисыча, хоть сергея николаича почему-та захотелось, чтоб он был никалай никалаичем, как в книжке с матюками, или как в фирме аист но тот николай николаич был мерзостный урод хотя и матерился но как то прозаично и грубо и даже нестрашно а был он начальник
хуем в жопе ковыряльник

хорошо быть нонселекционером
я залупу вытираю пионером

я хватаю спасскую башню кремля и прямо в жопу вставляю ея а потом эмпайр стейт билдинг хватаю и в другую жопу вставляю и эйфелевую башню я хватаю и между сись её себе вставляю и башню управления северокавказских железных дорог в городе воронеже я хватаю и с наслаждением сахацкую в неё вставляю

йес йес мама бум бум бум
дыддыддыд дыд дыддыддыд ды дыддыдддыд дыд ды дыдыыдыд ды дыдыд ды ды ддды

это как вы догадались правильно по ритмическому рисунку в жопе забытая гдето возле розового портвейна нирвана а именно bleach о как бы мы с сахацкой слушали вместе портвейн вставляли бы в жопы блич и потом всё это бы нюхали и лизали ! ! ! да здорово нечего тут сказать

брынбрыннн нн нннн нн нн ннннннн нн нн ннннннн нн нн ннннннннн нн нн ннннннн нн нн ннннннн нн нн ннннннн нн нн ннннннн нн нн ннннннн нн нн нннн нн ннн сбацал кобэйн на гитаре тока тут пробелы тоже надо считать это вам не златохуий коренной бым бым но рисэлс ыб б дддыды бдыды бджы ды быб дыбы ды бы ыды дддыбыбыб дыб ыд быд быд быд быд быд быд быд дыбыдыбыдыбыдыб ыдыбы ыдыбыбыбыбы быбыбы бы быбыб ыб быбыб ыб быбыб бы быбыб бы быбыб бы быбыб быы ы ыб ыб быбыб бы быбыбы быбыбыб ыб джлывоадывхжэщзш взззззззззззззз ! ! ! ! ! ! ! ! ! 1 да вот сказал цыцырон и всунул в жопу вагон и аврелий марк дауж сказал и пропитаные шпалы в жопу всовал и каликула нерон сказал да и тут же в жопе оказалась манда и асторот мудро добавил уж но в жопе его свернулся уш а букенгольц думал что это ушу и отдал богу душу а скляров думал это пиво и в жопу влил его себе игриво а малахов видел страшный сон как в его жопу въехал крайслер ле барон и вовка масквитин павлин видел сон как будто в жопу его жены провалился артёмка сын и америка павлищев видел сон будто тоже в жопу вовкиной жены провалился он а тем временем в окруженьи уютно свернувшихся дерев в уютном воронежском дворике с видом на церковные купола ебали быстро по собачьи раком в сраку сахацкую и ей было приятно и даже немножко мучительно die it little girle i"ll go no more это её курт ебал дай ит лидл гёрл и она с удовольствием давала и наддавала пока всё равно как горябина какая целиком его в анус не взасовала и он оттуда у неё пел и пил она просовала ему туда в анус салат и вилку и шампанское и кусок хлеба

Но в это время уже Наташенька ела мидии с песочком и гладила под столом ковёр носочком, а я этот носочек снимал, потому что облюбовал, пред тем помыв руки Лене Сергеевой, чтобы она испытала гулкий оргазм в душе и в жопе от которого открылось в доме окно, и образовавшийся сквозняк вынес в окно новогоднюю ёлку с висящими на елке Димой Сахацким, утюгом и уютом

А был там как-никак восьмой этаж, высокие потолки, но это уже не у Сахацкой, а у Вознесенской в квартирке, где было много припудреных язв и косые секреты одеяла с попыткой решительного сближения сторон, завершившийся невесть откуда взявшимся чувством духовного единства на целый час, и вот после этой самой пошли долгие ночные разговоры на тему всего с решительной демонстрацией припудренных язв и косые взгляды в сторону быстрых секретов одеяла, и настойчивые телефонные звонки, и именно бегство от них с неистребимым шампанским, так и недопитым в тот раз, наверное, стало началом знаменитой эскапады, так основательно потрясшей бытие Димы Сахацкого

dont fuck dont puke just shake a leg

Не ебите, рвота только колеблет ногу(опору). Когда я затягиваюсь сигаретой, я всегда думаю о смерти, мне часто приходят на ум слова об отравленности сигаретой, портвейном, рефлексией, сыром, но это не отравленность, а именно затравленность, и когда я затягиваюсь сигаретой, всегда вижу себя со стороны, и во взгляде моём сквозит затравленность, это вcё мысли о смерти, с которых, по идее диффузионистов, или эволюционистов, или антрополгистов (я так и не поняла точно, как их называть, назовём это ритуально-мифологической школой), начинается всякое сознание

Меня зовут алиса я вся рыжая бландинка с ногами и пиздой у меня в школе каникулы и всю ночь я буду поэтому с вами

Ах, Алиса, Алиса, которая не умеет вязать, и даже ещё немножко плохо умеет в рот брать, и даже говорить нечего, чтобы это ещё потом сосать, а только испуганно, с гордостью тараща глазёнки, думать о себе со стороны, дескать, ну я и даю, видела б мама, какая я уже бальшая

А руки правда у неё большие, но это не некрасиво, а как-то особенно эротично, и ведь не каждый день надевает она эти бархатные, цвета кофе с молоком штанишки и красивую-прекрасивую блузку с золотым дорогущим кулоном, а только на культурологию надевает её, и зовут её не Алиса а уже Кристина её завут, и попа у неё большая.

Умная девочка с умной маленькой грудью и глупой попой и нежным сердцем, трепетно трепыхающим крылышками любви, это сексуальная симпатия, конечно, только в силу своей латентности кажущаяся, что, мол, любовь, и подходит после урока рядом постоять с богоподобным преподавателем, еле дышит, и задаёт потом вопрос малозначительный, и думает с мечтой о ждущей её большой жизни, той что видела как-то один раз ночью по телевизору, когда все спали, а она нет в ожидании большой жизни, не той что вдоль окон троллейбуса, эх, кристина… эх вика…. эх дерьмо

мой трактат буде называться о проблеме реального в философии и ещё я захотел срать спокойной ночи


ГЛАВА ПРО ЛЮБОВЬ
довольна странная мысль о нелюбви уж не у Скляровой ли почерпнутая

А вот вам гадость про неё и даже ещё про Бачкова-Пешкова, который по причине своего недоразумения учился почему-то со Скляровым, но не стал любимым учеником Пети Охременко — мало пил водочки и гением не признан, к тому же будучи уже и так мудак, куда ему ещё, хотя вот Скляров совмещает, а ещё у него как у астарота пахло изо рта, кстати. Так вот, Рома Пешков, обижено пердя, подходит к Скляровой, а она вся такая с глазками ужасной красоты (я это понял совсем недавно — раньше-то только сиськи меня интересовали, а теперь вижу, но неважно), и говорит: дескать, не можно ли поебать, а она свои удивительные губки, о которых осталось у меня, прямо так скажем, мало воспоминаний, выпятила, скромно, как маша бухенхахель и под нос ему говорит, то есть, скорее, всё-таки себе под нос, тихо и серьёзно: «Нет я жду принца».

Рома недоверчива пердя рыгнул от обиды споткнулся об швабру и умер, а было то дело в морге, скрючившись на диванчике раскладном, моя голубка сидела, ух, как её чего-то люблю, тогда так не любил, как сейчас, не поверите, хуй встаёт, вся горячая, а наверное от этого в температуре больная, и чуть ли даже не беременая, тьфу-тьфу-тьфу, теплая-претеплая под сарафаном или халатом, не помню, через который именно ЧЕРЕЗ её так приятно трогать или, точнее, лапать, м-да, вся такая горячая среди холодных тел своих подопечных трупов и нежная, как какая-нибудь глупая попастая кристина или оказавшаяся неожиданно для всех в сапогах аня кривакрысенко

Наискосок по максимально волнительным воронежским асфальтам, весело перепрыгивая трамвайные рельсы, собак и голоёдистые места, you living in my heart, согнутый локоть, кожаная куртка, привезённая мужем из Греции, восхитительные серые шерстяные штанишки, высокие сапоги, можно было гордиться спутницей

Куда это мы идём? а в гости к Игорю и Юле, слышите, ИГОРЮ И ЮЛЕ, но не в Ростов, а в Воронеж, это, однако, рядом и связаны эти города сердцем моей спутницы, через её жизнь нитью проходят они, а ещё Одесса и Жданов, бывш. Мариуполь, у Игоря и Юли есть много спаниэлев

они их кормят морковкой

там туманы такие вокруг в миг недолговечного потепления, а нам надо через площадь с трамвайным разъездом в мерцающий неоном магазин за вином, мидиями, des olives и сигаретами лайт салем для лены, затем дворами домой в лифт на восьмой этаж где сундук голубой и зелёный

эти потепления сундука быстро проходят, сменяя ночью друг друга, была стужа, сопли летят из носу, когда идёшь провожать сахацкую на остановку, милая, милая, или сергееву лену провожать когда долго идешь мимо мусорных баков, мимо школы, где лена училась маленькой, мимо военного училища, бетонного забора и большой хуйни, или потом когда идешь её провожать, но по другому пути, мимо большой ёлки с агоньками

там в одном месте был пандус, и всем взбрело в голову карабкаться по льду на этот пандус, особливо тяжело далось карабкание поле, я толкал её в попу, сам рискуя упасть, а лена сергеева прыгала уже где-то наверху, болтая сисями и руками

Когда в миг недолговечного потепления идёшь дворами в уютный дом, где можно на кухне чай пить с вкусным кексом, водку абсолют с мартини dry, смотреть долго телевизор, не слушая, что там говорит адзабель иджани, нюхать волосы любимой полы, обсуждать с ней любовь к лене сергеевой и думать о фигуристых сиськах наташи евреевой и немножко об астароте, который в Ставрополе заждался, снег чавкает и хлюпает под ногами, когда идешь, или, допустим, в гости к Игорю и Юле с неизбежным так и недопитым тогда шампанским, а потом он уже замерзает и хрустит

и бежит в темноте за извилистый ствол берёзки

Днем трамвай едет через дебаркадер, качаясь и шатаясь, как пьяный, я гуляю в парке с ребёнком, который заглядывает в черноту подлёдной глуби, вдали сидят над лунками рыбаки мне холодно я хочу к лене

вообще сегодня много вдохновения писать про воронеж, но снова хочется спать и срать и уткнуться носом в умную шею аннушки и читать ей лекции про искусство а она будет кивать головой и станет джазовой певицей а вовсе не уедет в арабские эмираты как вика или в париж как это случилось с полой

лонг лив лонг лив наши новые сапоги я потом поцеловал этот воронежский двор но не сыскал его на своей этажерке, как когда-то, перевернув академичное собрание достоевского, не сыскал в нём волшебного рассказа про сон и пришлось сочинить его самому см. Соны муция про счастливую жизнь страница примерно так настоящего изданья а так же пиво амстердам навигатор находящееся под кобозевым и САЛЁНЫЕ АРЕШКИ САЛЁНЫЕ АРЕШКИ ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! !

я потом не сыскал на карте эти орешки

* * *
Вечером пьяный от страсти на остановке, отхлёбывая маленькими глотками пиво, равнодушно троллейбус или, може,т автобус ожидая, рассыпал солёные орешки, которыми угостил такой же человек, пивший неподалёку пиво — видно, почувствовал в моём навигаторе неопределённое родство своему миллеру или будвайзеру и подошёл спросить время, я пожал плечами и он предложил солёные орешки, которые разлетелись веером по тёмной аллее, и можно было встать на колени и наклонить лицо к мокрой земле, и просить у них прощенья, но было поздно, их тела белели на черной земле, их было удивительно много, словно не орешки, а звёзды, и многочисленное беленье их напоминало речку пряжку, что в городе париже — белый берег под черной луной манил

две склонившиеся ляжки к перилам моста фигуры с нимбами вместо голов и маленькая девочка дура задающая наивный вопрос мама а он хуй

Видим воспоминание о Париже, оно окрашено в тёмный цвет, прям будто астарот рисовал, но это всегда так бывает — в больших городах мало света, там скорее темно, чем светло, скорее вечер, чем утро, и много интересной ночи, а что до света дня, то ну его на хуй, зато вечерняя беготня по улицам, мазнутым электрической слизью, среди прохожих с портфелями и маленькими детями, внушает успокоение от бессмысленности жизни и надежду на вечернее сиденье с кофе и сигаретой и последующую еблю с хозяйкой квартиры или с одной из гостьей, и даже с сыром иногда. Можно слушать по проигрывателю джаз или смотреть телевизор, ах, именно в этом будничном быту, так мало отличном от домашнего быта, но так бесконечно отличном, от него главный кайф больших городов, главная цель — на метро когда едешь в уютном вагоне влево вправо покачивающегося стремленья из под ванны осклизлых носков извлеченье дивана старого и жёлтого как керосин по ночам скрипенье и пьянога аэроплана с улицы маньки расковой пенье и еще эдуарда литомина натужное сопенье и безумно искревлённое умиранье стадий муцеевой личинки по дороге от вокзала на вокзал или из сортира на кухню потом на диван


 
26 июля 2002 года

     

Авторы

Сборники

 

Литературный портал МЕГАЛіТ © 1999-2024 Студия «Зина дизайн»