«Не я для Интернета, а Интернeт для меня»

Сергей, вы, если не ошибаюсь, первый профессиональный критик, обозревающий Интернет. Как это началось? И чего в вашем «жесте» больше — любопытства, культуртрегерства, простого следования неким секретным новомировским стратегиям?

Тут необходимо небольшое уточнение — в cети я работаю с 1996 года, но не как сетевой обозреватель. Я писал «Обозрения СК» не про сетевую литературу, а про «бумажную» для читателей своего «Журнального зала». Литературный Интернет я тогда знал плохо, а то, что знал, вдохновляло не очень (помню, как испугал подбор текстов из русской классики в библиотеке Пескина: Есенин, «Граф Нулин» и еще пять шесть, а из новой литературы отыскал интервью с Толстой, тексты Пелевина, Булгакова, Стругацких и Высоцкого). Отчасти поэтому с таким энтузиазмом я и занялся этим делом. Я понял, что имею дело с новым информационным пространством, за которым будущее, и что решать вопрос, иметь с Интернетом дело или нет, глупо, поезд давно ушел, думать надо только о том, как работать в Интернете. Тогда и возникла идея «Журнального зала», как непрерывно длящегося дайджеста современной русской литературы, делаемого руками тех профессионалов, журнальных редакторов, к которым с такой настороженностью относилась тогдашняя литературно-интеренетовская тусовка.

А собственно о сети я начал писать только в этом году. Никакой тайной стратегии «Нового мира» в этом усматривать не надо, кроме, разумеется, естественной для журнала потребности полноценно присутствовать в новом информационном пространстве. Это была идея Василевского. Когда я начал делать эту работу, я поставил перед собой две цели. Первая — культуртрегерская: избавить бумажных читателей «Нового мира» от страхов и предубежденности перед Интернетом, и помочь новичкам в их первых шагах. И второе: я считал (и считаю), что разделение на сетевую и бумажную литературу, которое возникло сначала в сети, а потом перекочевало в бумажную литературу — недоразумение. Игнорирование самой природы литературы. Литература едина. И для «Нового мира», обозревающего массу литературных журналов и изданий, и для «Нового мира» логично добавить к бумажным еще и интернетовские издания. И только когда неожиданно для меня в Интернете возникла реакция на эти обзоры в сети, я в какой то мере почувствовал себя сетевым обозревателем.

Если разделение литературы на «сетевую» и «обычную» — недоразумение, насколько тогда оправданно само понятие «сетевая литература»? Обозначает ли оно некоторое новое литературное качество?

Думаю, что нет. Пока все, что касается сугубо интернетовских форм подачи текста, скажем то, что мы сейчас называем гипертекстом, создано задолго до вхождения Интернета в культурный обход, думаю, что Кортасар, сочиняя свою «Модель для сборки» или Галковский, пишущий свой «Бесконечный тупик» не думали про компьютерные способы оформления информации. Теоретически Интернет должен дать какую-то новую форму или существенно повлиять на какие-то уже существующие формы. Но, честно говоря, я пока не сталкивался с такими текстами. Пока же понятие «сетевая литература» означает для меня только место размещения текста. И до сих пор для того чтобы с кайфом прочитать заинтересовавший текст, я распечатываю его. Хотя, повторяю, жду когда появится что-то эксклюзивно-интернетовское.

Что бы мы ни думали по поводу справедливости разборок «сетературы» с «литературой», они есть. В чем причина ревности «сетераторов», неуступчивости «профессионалов»? И сколько у нас сейчас литпроцессов в «субъективном» измерении — один или два?
Разумеется один. Возможно, есть какие-то комплексы, точнее, грусть у сетевых литераторов по поводу распада первых литературных компаний, первоначального, еще небольшого и вполне обозримого литературного пространства с его иерархией ценностей, своей мифологией, своими подвижниками, а они были. Мы, которые пришли в Интернет уже после этой героической поры, очень мало знаем об этом периоде, и, честно говоря, не особенно интересуемся. Для отцов основателей (словосочетание употреблено без иронии) это конечно грустно. Понять можно. Но это неизбежно.

Попытки продлить или сделать сетературу отдельным литературным пространством нелепы, ее романтическая эпоха прошла. Как только появились серверы, ставящие регулярно тексты и бумажных писателей и сетевых возник другой литературный контекст. Да просто, литераторов в сети стало так много, что говорить о каком-то структурообразующем центре литературного Интернета или искать какую-то единую тематику, единую «интернетовскую эстетику», на мой взгляд бессмысленно. В Интернете нет и не может быть литературных столиц. Как нет ее у мировой литературы.

Сами понятия «сетература», «сетераторы» я, например, воспринимаю как обозначение определенной группы литераторов, зачинателей литературного интернета и увлеченных идеей создания неких новых форм в литературе. Идея пока не воплотилась, поддержать статус собственно «сетературы» нечем. И похоже, что Сетература останется понятием скорее историко-культурным, а не эстетическим. Мне кажется, что период «сетературы» закончился. Сегодня мы имеем дело просто — с литературой.

Рассматриваете ли вы всерьез возможность «сугубо сетевого» письма, ориентированного исключительно на сетевую публику, являющегося самостоятельной разновидностью литературно-художественного и литературно-критического дискурса?

Да разумеется, я ожидал встретить в литературном интернете что-то эксклюзивно-интеренетовское и долго напрягался, чтобы уловить черты интернетовской эстетики. Но потом понял, что напрягаться не надо. Что не я для Интернета, а Интернeт для меня.

А что касается фирменной интернетовской литературной формы — гипертекста, то это все что угодно, но только не новая художественная форма. Это все больше дилетантские разговоры. Любой художественный текст предполагает, в конце концов, чтение разных текстов в определенной последовательности. И как бы прихотливо не выглядели эти сочетания, скажем, у позднего Фриша («Монток») или у новейшего Павича, писатель тщательнейшим образом выстраивал свои «произвольные» сочетания текстов. Читать два или больше текста одновременно невозможно. Любой монтаж текстов предполагает некоторую «линейность» восприятия. Ощущение пространства, ощущение многомерности текста приходит потом, и приходит на уровне художественного образа этой трехмерности, а не буквальной формы проживания текста. Не самой формы текста. Наше скакание вверх вниз, вглубь-наружу — это необходимая для чтения и восприятия иллюзия. В конце концов, любая метаформа, любой монтажный стык у классического писателя — тот же самый мгновенный переброс читателя из одного смыслового пространства в другое.

Ну а в целом к литературному Интернету я отношусь как к некой культурной инфраструктуре, как пространству, обслуживающему литературу, но не рождающую ее по собственным законам. Что-то он должен породить по идее, но пока не породил. А может я не вижу.

Как бы вы прокомментировали следующее суждение: «Дурное владение языком — и случайный, неконтролируемый порыв — вот что привносит в текст элемент свежести. Это явление, совершенно чуждое, и даже враждебное профессионализму. Возможности компьютера в том виде, в каком они обыкновенно используются адептами »сетературы«, совершенно безнадежны с точки зрения чаемого неофилами обновления инструментария погрязших в постмодернизме искусств. Миллионы обезьян, получивших доступ к компьютерной сети, изощряются в попытках сыграть Лунную Сонату — а вовсе не что-нибудь новое для души. Рабской ментальности так запросто не изменишь. Обезьяны скованы Системой, их привлекают уже существующие идеалы, запетые и заигранные. Лунную Сонату исполняют детские ночные горшки в зажиточных семьях; компьютер — не менее продвинутый аппарат».

Эффектно. Но всерьез относится к этому не могу. Для меня это в принципе ничем не отличается от давно знакомой мне враждебности к культуре у так называемых «народных» писателей, уверенных, что спонтанность их фантазии, не стесненной культурой, их творчество «от пуза», от «народного нутра» более плодотворна, чем у «культурных», «книжных» писателей«, а литература »нутряная« »спонтанная" получается более достоверной.

Но возможно, я что-то не понял в этой цитате. Не может же ее автор всерьез полагать, что дурное владение языком и неконтролируемый порыв — это понятия одного ряда. Неконтролируемый порыв ценен в культурном эстетическом пространстве, когда художник подчиняется какой-то глубинной интуиции и способен этот порыв воплотить. А дурное владение языком исключает эту возможность. И потом я не очень понял в каком значении автор употребил слово профессионал. Одним из высочайших профессионалов, то есть, человек огромной культуры и прекрасного владения собственно литературным ремеслом был, скажем, Веня Ерофеев. Что не мешало ему создавать иллюзию «спонтанного», «неконтролируемого» и т. д. — скорее, помогало.

Каково ваше отношение к сетевым литературным конкурсам?

Самое положительное. Это очень важно, это элемент отбора, а культура по природе своей это отбор. И чем он жестче, тем выше культура.

Что, на ваш взгляд, необходимо для поднятия их престижа?

Высокий литературный уровень текстов, выставляемых на конкурсах. И соответственно, наличие широкого резонанса. Думаю, что когда уровень этих конкурсов будет достаточно высок, и для любого писателя будет престижно быть победителем в таком конкурсе, тогда появятся и спонсоры.

Но если в сетевую литературу придут деньги, не отразится ли это на содержании конкурсов и их роли в литературном процессе?

Боюсь, что отразится. Я наблюдал многих писателей, которые тужились переделать свою повесть именно в роман, потому что на Букере рассматривают исключительно романы.

А вообще мне грустно об этом думать. Пока эксклюзивно-интернетовские публикации имеют одно неоспоримое для меня преимущество — они «бескорыстны». Писавшему эти тексты ничто не мешало — ни подсознательная ориентация на какой-то литературный орган, ни размышления о гонораре, ни оглядки на возможных критиков. Рукой их в большинстве своем вел чистый азарт писательства, удовольствие писательства, потребность эстетического проживания жизни. И это придает обаяние даже текстам далеко не самым сильным, но они иногда «берут» самим азартом писательства.

Хотели бы вы стать не сторонним наблюдателем, а непосредственным участником рулинетовской тусовки?

А зачем? У меня есть круг друзей, есть необходимые мне собеседники, а в какой форме общаться с ними — непосредственно, по телефону, или по емеле — какая разница. Мне не кажется, что новая форма общения как то уж очень сильно изменит содержание этого общения. Это первое.

И второе, это сам стиль общения в «гостевых книгах». Он как то меня не вдохновляет. Во-первых, некоторая излишняя публичность и театральность общения. Люди как им кажется, прячутся за сетевым именем, но на самом деле обнажаются очень сильно, иногда неприлично, как бы проигрывая себя такими, какими хотел бы быть, и каким, видимо, в реальной жизни по каким то причинам им быть трудно.

И во-вторых, удручает какая то постоянная самовздрючка в стиле этого общения, старательно изготовливаемая брутальность, крутость. Честное слово, скучно и неловко наблюдать, как матерятся тихие интеллигентные мальчики и девочки, часами сидящие у экранов.

Вялые варианты

Авторы

Сборники