Тенета-2000. Сборники стихотворений

Гипотеза

Это очень неблагородное дело - писать обзоры.

Посмотрите направо. Перед вами расстилается великолепная панорама... А теперь хуй с ней. Посмотрите налево...

Еще более неблагородное дело - писать обзоры про стихи. Вспоминается чудная аннотация из альбома "Пейзажи венгерской национальной галереи":

"...в глубине картины видна фигура человека в синем плаще, погруженного в свои мысли"

Обратив любознательный взгляд "в глубину картины", обнаруживаешь там только кобальтовую запятую, сделанную уголком кисти.

Вот она - разница между поэтом и не поэтом! Не поэт не поет... А к чему приводит пересказ песен прозой, я как-то уже объяснял. К нищете!..

В нашем случае - к "нищете критики".

Метод

Поэтому, сразу определив свою задачу как невыполнимую, я решил придерживаться прогрессивного феноменологического подхода. Сводящегося, как известно, к тому, что можно нести все, что взбредет тебе в голову. Потому как нет между объектом и субъектом разницы!.. Объект (например, стишок или его автор) - это то, что я, субъект, о нем думаю. В смысле, интенционирую... А потому основной целью феноменологического описания является интерпретация.

Но есть еще проблема селекции.

В контексте феноменологического подхода решать ее следует так. Открываешь список номинаций. Выбираешь те имена и названия, которые понравились, и тычешься в них курсором. Если грузится быстро - смотришь на первые появившиеся строки и, если типа ничего - читаешь. Если долго грузится - на фиг.

Теперь, думается, у уважаемых номинантов не возникнет ненаучных вопросов вроде "а почему меня" или "а почему не меня".

Потому что такой метод.

Интерпретация

1.

Cтало быть, первым будет Николай Байтов. Он человек опытный, ему хули.

В МОРЕ СЛОВ - небольшой, но довольно тяжелый текст. Сильно сносит башку. Там примерно одна тысяча четыреста шестьдесят пять шестистиший, и каждое начинается фразой "в море слов". Прочитывая ее в тысяча четыреста шестьдесят четвертый раз, начинаешь испытывать что-то вроде паники.

Это очень правильный эффект, потому что море - не шутки. Вам случалось заплывать на водном велосипедике так, что уже не видно полоску пляжа?

А Одиссею случалась.

В этом случае никогда не режьте волну форштевнем - килевая качка гораздо страшнее бортовой, я вам это как моряк говорю. Сам блевал.

Но горизонтально-поступательное движение байтовской моно-поэмы не предполагает хода галсами. Только по ветру (о наличии которого поэт честно предупреждает в первом же шестистишии) и только носом, увы.

Неизбежно, методично, безжалостно повторяющийся рефрен "в море слов" вызывает сперва физическую тошноту, потом растерянность и злость, потом отчаяние. Не пускайтесь в путь, если не уверены в своем вестибюлярном аппарате! Сильная вещь...

А если уверены (в аппарате) - можно обратить внимание на отдельные крошечные недостатки. Вроде полиэтиленовых пакетов и мазутных пятен, что неизбежно встречаются первые двести-триста миль у берега.

"В звонких брызгах междометий" - это как-то по-дейнековски несерьезно. Но ладно. А вот "втянем якорные цепи в немоту своей души" - уже неладно. Грубо материальный образ внутри аморфного плохо держится. От матерого поэтища Байтова ждешь обратного, чтобы именно немота разбивала свой бледный, покрытый испариной лоб о якорные цепи - вы их, кстати, когда-нибудь видели? Это такая хрень, что в немоту не больно втянешь. Реальная.

"В нерешимости на рейде медлит парусников строй", - тоже меня смущает, ведь на рейде не стоят строем. "Рой" разве что? Тогда не "медлит", потому что рои не медлят. Они висят, жужжат, копошатся. Одним словом, проблема.

Рифма "ветер - вектор" неприятно напоминает сами знаете что. То ли Вознесенкого, то ли Костю Кинчева, ну их на хуй. А вот "ветер - литер" - это уже нормально.

Короче, пакеты - они и есть пакеты, куда без них.

Главное, море есть.

Правда, стихи про стихи - это слишком засиженный мухами жанр, и чтобы в нем выделиться, одной моторики недостаточно. О том, что В МОРЕ СЛОВ - не поэма и не "сборник стихов", я упоминать не буду. Эта болезнь неряшливого номинаторства задолбала.

2.

Если стихи Байтова - в общем-то ни о чем, то выхарканное кровью сердца творение Михаила Сухотина - очень даже о чем-то. Настолько, что аж жуть берет. Обсуждение этих классических жопо-лизо-чечено-либерально-йогуртовых завываний в тенетовской обсуждалке дальше политики не пошло. Несколько тоскливых призывов обратить внимание на эстетическую сторону предмета высохли налету. В гостевой Курицына вообще никто рта не разинул. Зевнуть, разве только.

Попробую это слегка исправить.

Из чего состоит человеческое тепло?
Из лягушачьих ляжек, ракушечника, улиток,
из раскачивающихся на травах улиточных городов,
из всего, из чего сделаны были мальчики

Корреляция лягушек с мальчиками очень типична. Я имею в виду не Маршака (кажется, его перевод?), хотя само наличие такой аллюзии в патетично раскрашенном тексте наводит на непростые мысли об игре, "двойном дне", и вообще - о том, что Сухотин наебал доверчивых граждан.

Я имею в виду другое. Когда мы с Викой торчали во Франции, вопрос о лягушачьих лапках, конечно, у нас вставал. Я был за то, чтобы их жрать, а она - категорически против. В результате, лапки доставались мне, а Вика заказывала себе мидии. (Ну, вы знаете, которых они там кучеряво готовят).

И, надо сказать, я всегда ей потом завидовал. Ибо жевать французские лапки - все равно что клочок туалетной бумаги (я, правда, не пробовал). То ли лягушки во Франции тощие. То ли рестораторы - падлы. Но в Хайфоне лапки готовят лучше.

И тут следует вспомнить, почему Вика выбирала мидии, а не лягушек. (Или "лягушки", если они еда?) Потому что не случайно в символике малых голландцев (тех, которые натюрморт) раковина мидии означает пизду.

Лягушка - прыгает. Мидия сидит дома. У итальянцев есть народный обычай: если рождается девочка, то водой, оставшейся от первого купания, поливают цветы в доме. Если рождается мальчик - воду выливают на улицу. Символика центробежной и центростремительной культурных моделей: мальчикам принадлежит мир, девочкам - дом, цветы и кастрюли.

Не берусь судить, кто из них при этом более счастлив.

Ибо мальчишечье стремление к экстра-самореализации происходит всего лишь от физиологической несвязанности с идеей продолжения рода. Смысл жизни нужен им в чем-то помимо ее самой. Наука, философия, морские путешествия... А потом они становятся, как выразился Сухотин, "микробами войны". Ибо что может быть помимее жизни, чем смерть?

Конечно, сухотинские мальчики-лягушки не сами делали выбор. Они еще слишком молоды для этого, слишком женственны, слишком близки к пупку. Не случайно за "лягушачьими ляжками" следуют "ракушечник" и "улитки".

Кстати, забавный случай, связанный с попыткой поставить улиток на службу войне, рассказал мне капитан первого ранга Анзор Хадзеретович Киргуев (не чеченец - северный осетин). Дескать, какой-то его засекреченный друг, работавший в кагебешном "ящике", разрабатывал такое квантово-биосферное средство связи. Типа сидит с нашей стороны Земного шара улитка. А с ихней, американской, - еще одна. А все улитки-то - сестры! И если первой как-то там стукнуть по раковине, то у второй это тут же отразится на нервной системе. Таким образом, одна улитка - передатчик, другая - приемник. Можно шпионить!

Гениальный проект чуть было не довели до логического конца, но тут пришли чертовы демократы и все пересрали.

- А как жалко! - вещал Анзор Хадзеретович. - Кому он мешал? И армии хорошо! И стране хорошо! И...

(Аргументов должно было быть три).

- И улиткам хорошо, - подобострастно подсказал я.

Полковник оценил меня медленным нехорошим взглядом и через две недели уволил.

"Вот все, что я могу сказать о войне в Чечне".
(c) Форрест Гамп.

3.

Аббревиатура РОГ, которой РИК Светов называет свой сборник Радужная Оболочка Глаза, хочешь-не хочешь, напоминает об аббревиатуре REM, означающей, скорее, обратное.

Быстрое движение глазных яблок, которым сопровождается смотрение сна (а жизнь это и есть сон, на худой конец, - майя) настраивает на нудное афро-саксонское нытье: дескать, "Losing My Religion", приходится make "Night Swiming" в ванне - выключен свет, моторы ревут...

Лежание в воде без трусов настраивает на умиротворенно-океанический лад. Если обязательно в темноте - вы попробуйте как-нибудь. Чувствуешь себя рыбкой или дельфином, который удобно налит в морскую соль, и она не кусается, а даже наоборот - хорошо предохраняет кожу от старения, потому что в море времени нет. Там уютно, когда темно. И совсем не страшно: у моря есть берега - оно налито в них, и кончается там, где раковина.

Так можно пролежать до утра.

А ШуРИК пишет стихи сухупутно-бешеные, все на нервах. "Радужная оболочка" звучит неподвижно, но эта неподвижность не для того, чтобы видеть вечность, это - зрительный шок, спровоцированный переизбытком информационных деталей.

Читать зверски приятно. Изобилие реминисценций (на их простое перечисление уйдет в аккурат вся жизнь) превращает стихотворение в скрученный жгутом /levpir/????.htm";>гипертекст, и шаря по этому гипертексту своей эрудицией, ощущаешь себя как Васисуалий Лоханкин перед этажеркой с Брокгаузом и Ефроном.

Ну, к слову: "Я сказал слово "счастье", теперь оно будет вечно" - первый стих сборника, а какой кайф! С юношеской уверенностью в себе автор буднично сообщает нам, что он - бог, творец, у которого "было слово". Далее логос, как и положено логосу, "самовозрастает", но сперва творец (как и положено творцу) добавляет к блюду амбивалентности: "будет вечно" в сочетании со специфической ритм-энд-блюзовой ритмикой наползающих друг на друга строчек неизбежно отсылает к "эта музыка будет вечной, если я заменю батарейки" - хи-хи!

Великое - величественнее, если от него - до смешного.

Во второй строчке походя сообщен адрес: автор "Времени Колоколчиков", мэтр русского блюза. Было бы и так понятно, но немножко рефлексии текста о самом себе - это правило хорошего тона.

Далее перед нами шествуют: Николай Носов, Егор Летов, Бьорк, Есенин, Гребенщиков, Юрий Грымов и - опять правило хорошего тона - прокладки "Олвэйс".

Композиция таким образом, органично закольцевалась: равнодушное к пространственным перемещениям русское "вечно" переходит в спровоцированное телевизионной эстетикой динамическое ангийское "always" (где в знаменателе - даосское "все путем") и заканчивается положенным экзистенциальным пируэтом.

Писать про остальные роговские стихи у меня нет читательского терпения - разве, упомяну с приятностью "мартовский вечер // я свечи зажег" как еще один достойный поощрения пример пушкинского "розы-морозы".

Шурик - молодец. До прочтения РОГа я как-то лениво относился к его стихам, а теперь признаю, что недоглядел. Я теперь за него всех порву.

Особенно несогласных.

В тенетовском отзывнике РОГа с ходу засвидетельствовали свою тупость два изрядных болвана. Это самонадеянный и бездарный по молодости Алексей и некое мосье Кудрявицкий. Оба, кстати, заявили, что в шурикиных стихах нет прецедента для разбора, оскорбляя, таким образом, еще и меня. Готов встретиться с ними в любом месте, оставляя выбор оружия за собой.

Сейчас зашел Артём Фатеев (это такой авторитет) и, глядя через мое плечо в монитор, очень шурикиными стихами заинтересовался. Так что, Шурик, чихай на придурков - Артем с тобой!

4 - 5

* * *
В "Эклектике" Игоря Петрова привлекают внимание два момента. Конечно, "Осколочный сонет" (нужно отдать должное - человек не зря потрудился) и первая пара стишков про беса, которые напоминают о забавной деконструкции Игоря Смирнова: "БЕС божества, БЕС вдохновенья", но "твои НЕ БЕСные черты".

Остальное, мягко говоря, ерундово. Называть стихотворение "Афинские каникулы", да еще с посвящением "Ленке", да еще с уморительной фразой "идти на штурм дорических колонн"...

Как тут не вспомнить: "Эти вазы, милый Филя, ионического стиля".

А людей, которые употребляют в стихах слово "пороша", я бы казнил лютой казнью - запаивал до смерти хлебным квасом.

* * *
Дмитрий Файнштейн - ох, и порадовал. В том смысле, что человек он в Тенетах известный, а значит, и поносить его гораздо приятней.

Давненько не читывалось мне этакого говна!

Ну, начать с идеологии и оформления сайта. Не знаю, кто там у них референтная группа, боюсь только, что она есть. Не знаю, кто там имплицитный читатель, но подозреваю, что редкостная скотина.

Итак, эпиграф: Светлой памяти Александра Башлачева посвящается это собрание русскоязычной поэзии конца второго - начала третьего тысячелетия. Ну что тут скажешь? "Еб твою мать"?

Да.

Прежде чем погрузиться в атмосферу тысячелетий, читатель должен миновать ссылку: "а что такое венок сонетов-то? справочная информация".

Внимательно изучив "информацию", имплицитная скотина со сладким вздохом начинает читать.

И обнаруживает, что "le pluie - дождик (фр.)", а "de la vie - жизни (фр.)", потому что кретинов, едва удосужившихся узнать, что такое "венок сонетов", трудно заподозрить в предварительном изучении французского языка.

А также, что лицо Влада Листьева, "как простыней трубою медною сокрыто". (Надеюсь - тубой или валторной. Как-то не хочется, чтобы это были тромбон или, упаси бог, корнет. Тогда - лучше уж простыня...)

Что есть такое слово "хорошопеть", что язык может быть "чуждым", а "пАсти", вроде известки, бывают "размытыми на потолке".

Конечно, я придираюсь. Главное, что сочиняя это, поэт испытывал вдохновение. Как говорится, "от всего сердца"... О наболевшем же... Его, может, и девушка бросила...

Я бы бросил...

Кстати, не знаю, кто такая номинатор Алена Соколова, но от души желаю ей дальнейших успехов!..

А многоточия - это слезы очищения у меня...

Бля, на хуй...

6.

Макс Фрай попросил сказать веское слово по поводу Стихов разных столетий Клер Грин. И даже c кем-то поспорил: стану ли я материться или заделаю "культурологический анализ"?

Что сказать... Культурологического, конечно, не. Я ж филфаков всяких там не заканчивал. А в перерывах между вахтами, скрючившись по штормовому расписанию на крюйс-брамселе, в неверном свете мерцающей рынды, под заунывный звон рундучка - не очень накультурологичишься! Да еще домкрат, сука, обрушивается.

Понравилось про корабль из ногтей. Абажаю примечания, как уже говорил. Ученые комментаторы в обсуждалке - понравились тоже. Люблю, когда хвалятся эрудицией. Плебейское это во мне. Один из увжаемых комментаторов увидел в "Испагани" аллюзии из Жуковского, тогда как даже ребенку видно, что это чистейшее "О луне, луне" Гарсиа Лорки. Другой уважаемый изящно перечислил формальные признаки скальдической поэзии, которых у Клер нет (но зато он их знает), в том числе некие "темные хендинги", очевидно, подразумевая "кеннинги".

Кенниногом называется особый вид метонимической метафоры, состоящей из двух существительных, одно из которых - определяемое слово ко второму. Например, не "корабль", а вепрь прибоя. Не "унитаз", а цветок Финляндии. "Темным" кеннинг является, если метафора удвоена. Не "цветок Финляндии", а аромат полей вице-чемпиона ледовых баталий, например.

В поисках критерия для оценки остановились на двух моментах - мифологизме и языке. Поскольку передовые мифологи считают, что мифология есть побочный продукт формирования языка, путь выбран верный. Собственно мифологических образов и мотивов в стихах мало - это заметил Вербицкий. Клер не присущ высокий эсхатологический эвдемонизм норвежцев, и это правильно, ведь те баб с собой в Валгаллу не брали.

Высокий мифологизм редуцирован до сказок: вместо вельв и валькирий - феи. Вместо снов Бальдра - по грудь голубой Гарсиа Лорка. Вместо брутального заикания скальдов (тоже ж были железобетонные мужики!) - жеманные стоны а-ля БГ. Насильственная привязка стихов к "чему-то норвежскому" сослужила им плохую службу. Начинаешь пялиться на них со скептичным прищуром, а зачем?

Самое главное, что отличает Клер от "скальдов" - это отсутствие документалистики. Живой синхронный лирический герой слишком спрятан, желание говорить "на все времена" (или, хотя бы, от имени всех) древним была не свойственна. Симуляциям и имитациям они предпочитали живое сиюминутное чувство, непосредственную реакцию - рефлексиям о, социальный заказ - Алым парусам, которые один хрен не приплывут никогда.

7.

Лирика Ашхабадской Тюрьмы Владимира Юровицкого - это фишка вроде "стихов о чеченской войне". Скрывающийся под личиной туркменского абрека автор представил на одноименном сайте забавный набор разножанровых стилизаций: от самодельной тюремной лирики до анекдотов в духе Ходжи Насреддина.

Впрочем, не таких уж и стилизаций: задачи скопировать образцы у Владимира Юровицкого нет. Скорее, он упражняется не в мимикрии, а в таком очень любимом мною стиле, который Валентин Катаев когда-то назвал "мовизмом".

"Мовизм" - это значит "писать плохо". Но так плохо, что хорошо. Хорошо плохо писать.

Оправданий у мовизма бывает два. Во-первых, этическое: вокруг пишут жуткую ерунду, которая считается "поэзией" и "духовностью" только потому, что в ней нет слова "хуй". Это вызывает у мовиста специфическую защитную реакцию: "раз все плохо, то пусть все будет плохо совсем".

Здесь все дело не в "идеологии", а в "психологии". Так, например, я сам в ответ на невежливые вопросы: "Лев Пирогов, а правда, что вы пьете по утрам дешевый портвейн?" - всегда отвечаю: "Конечно, а еще когда сру - не подтираю жопу".

И люди остаются довольны.

Во-вторых, есть еще эстетическое оправдание мовизма: этика всегда поднимается до эстетики, поэтому их и норовят ужать в один университетский курс. Плохое письмо дает человеку с хорошим литературным вкусом большой простор для игры в прятки. Перекодификация своего языка, происходящая в процессе мовистических упражнений, позволяет автору подняться над схваткой, в которой борются "хорошее" и "плохое".

И не занимать "позицию".

Потому что "позицию" занимают козлы. Заканчивая разговор о мовизме (а с ним, к сожалению, приходится заканчивать и обзор, потому что мое место - это ваше время-деньги), приведу замечательную цитату.

Это постинг Макса Фрая, оставленный им в ответ на укоризны Анатолия Воробья, что, дескать, Фрай пишет как для дебилов, вместо того чтобы всюду насаждать свет истины, как это делает сам Воробей.

С удовольствием привожу ответ целиком:

Анатолий, разумеется, я - популяризатор. И это свое намерение я декларировал неоднократно. Это - моя официальная позиция. Я не "литературный критик" и не "писатель", а именно популяризатор. Это одно из немногих занятий, на которое мне не жаль потратить некоторую часть своей жизни. И, разумеется, тон (я бы предпочел "интонация") выбран намеренно.

Только задачи популяризатора мы с вами понимаем по-разному. Популяризатор ни в коем случае не объясняет (цитата из вас) "толпе не слишком умных людей: "смотрите, братва, какую я вчера клевую книгу прочел..." (конец цитаты). Популяризатор, которому мерещится "толпа не слишком умных людей" по ту сторону книги, или экрана, должен немедленно сделать сепуку, или, на худой конец, уйти в политологи.

Знаете, на что похож наш с вами спор? Если бы лет двести назад благочестивый прихожанин присутствовал при диалоге его соотечественника миссионера с дикарем, он бы пришел в ужас (причем, чем лучше выполнял бы свою задачу миссионер, с тем бОльшим презрением взирал бы на него благочестивый прихожанин). Если бы в те времена существовал такой термин как "попсовость", миссионера несомненно обвинили бы в попсовости.

Конечно, и христианство, и миссионерство - две большие глупости. Есть, однако и третья глупость: отношение к литературе как к своего рода религии. Боюсь, что в этой глупости увязли все те, кто зримо или не зримо присутствует в "театре Тенет". Здесь хватает литературных сектантов, язычников и представителей крупнейших рели... тьфу, литературных школ. Даже литературные атеисты имеются, все как у людей. И это прекрасно, поскольку дает мне возможность сомкнуть на вашем горле тяжеловесную метафору :)

Я в данной ситуации похож на миссионера, из особо ебнутых (пардон), который искренне озабочен... ну, скажем, "бессмертными душами" своих подопечных и ничем больше. Вы - на благочестивого прихожанина, который сидит дома, ежевоскресно посещает церковь (не получая, кстати сказать, от этих посещений никакой пищи для духа, а лишь самодовольно отмечая, что все в вашей жизни происходит как положено) и на досуге свысока журит беднягу-миссионера, "опустившегося" до уровня дикарей.

Вы не понимаете главного: для меня нет читателя, который "глупее" меня. Но и такого, который "умнее" - тоже нет. Зато я никогда не забываю, что все мы - разные. И конструктивным решением будет не поиск системы координат, в которой можно всех измерить и решить, кто до кого и зачем должен "опускаться" и "подниматься", а попытка превращения множества монологов в некое подобие диалога.

Поскольку я живу довольно долго, я успел убедиться, что для полноценного общения с собеседником следует всякий раз заново создавать систему символов, которая будет представлять собой оптимальный компромисс между индивидуальными системами языковых координат каждого участника диалога. Это не "снисхождение", это создание комфортных условий для собеседника. Если я хочу навязать собеседнику свое содержание, мой долг позаботиться о приемлемой для него форме.

И не трудитесь спрашивать, какое такое "содержание" я имею в виду. Все равно не отвечу. Не заметили - и ладно.

Существует такое понятие: "коммуникативная фригидность". Оно описывает состояние человека, который не способен полноценно коммуницировать, вернее, воспринимать и усваивать новую информацию в тех случаях, когда формы ее подачи лежат за пределами близкой ему знаковой системы; а также форматировать исходящую информацию под индивидуальное восприятие собеседника.

Кстати, нередко человек, страдающий коммуникативной фригидностью, подменяет собственно общение демонстрацией себя, своих знаний, навыков и умений. По сути, это ничем не отличается от поведения ученой обезьяны, которая проделывает перед публикой трюки, которым ее обучили. При этом, встречаются обезьяны, которых специально обучили любоваться трюками их собратьев. В итоге образовалась такая герметичная самодостаточная система. Все довольны :)

В эти игры я в свое время тоже играл. Надоело смертельно.

Вы не можете "всерьез читать" мои обзоры?

Прекрасно :)

А вам никогда не приходило в голову, что читать надо не "всерьез", а "в охотку"? Это не труд, это не трюк, за который дадут конфету. Чтение само по себе и есть "конфета". Единственная "конфета" на пути читателя, который, откровенно говоря, ведет скорее в тупик, чем в Рим. Потому что все дороги ведут скорее в тупик, чем в Рим.

И черт с ними.

В "Пятнице" Мишеля Турнье есть прелюбопытный эпизод: птенец грифа поел свежего мяса и захворал несварением желудка. Я с удовольствием вспоминаю этот эпизод всякий раз, когда меня в очередной раз упрекают в "профанации литературы", "попсовости" и прочих смертных грехах, за которые, по большому счету, мне памятник при жизни поставить надо бы :)))))

Я сам не жру мертвечину и другим ее не подсовываю. Я кормлю своих читателей свежим мясом, иногда - с кровью. На то я и популяризатор. И если у трупоедов от такой пищи несварение желудка - это не мои проблемы. Лечить их, как это делал Пятница, тухлым червивым мясом, да еще и самолично пережеванным я не буду. Они мне не интересны. Их выживание - не моя забота. Откровенно говоря, я в нем даже не заинтересован.

Не обижайтесь ;)

С уважением,
Макс

Вялые варианты

Авторы

Сборники