Запись 4681,

Белые стены
Блевотный поток не отягощенного де соссюрами бессознания, впопыхливые мысли (или что там в бессознании вместо них), бесплатный сыр вместо Пушкина, «опыт чтения», да.

Ну то есть вот опять же — критика в чистом виде. Life is a thin stick, isn't it? Если человек с утра хорошо посрал, и в душе у него от этого установились Покой и Порядок, и он взял с собой в метро Степного волка читать, и этот, скажем, Степной волк сопутствовал его душе аж до скончания эскалатора, а потом и в трамвае даже сопутствовал уже, то разве будет он столь чудесный опыт претворять в мучительные слова?

Оно ж (Степной если когда) прямо в душу сразу идёт, и без всяких там комментариев: душа обязана трудиться, а не пиздеть. Это вроде как когда поебались люди, и им хорошо, — хули объяснять, почему? Потому что поебались. А мудацкие критики (которые всё время методологически против меня) говорят: нет, вот ты поебался — сразу объясни: как, зачем, какие ощущения испытал в пизде и жопе?..

Но это я задумался не туда. А речь идёт всего лишь о том, что на хорошую литературу нехуй критическое писать (про любовь и смерть если она когда), а вот на литературу, которая просто по ходу жизни, и вызывает не оргазмические ощущения в вышеприведённых местах, а просто желание тут же сбрехнуть что-то в ответ, — вот про такую писать надо.

Это сложная мысль, дураки опять её не поймут, ну да хуй с ней.

Я вот по поводу опыта чтения трёх вещей сегодня хочу сказать. То есть, собственно, четырёх. Своего почтового ящика, Курицыновских новостей, Делиного обзора и гостевой книги ОбсЁрвера. Вот читаю их прямо щас и прямо в Управлятор опытом бесценным делюсь. Такая, в жопу, вечная молодость.

Начнем с Делиного, потому что (не важно). Много ли там пищи для опыта сокрыто между бесценных строк? Немало. Но, в основном, одни возражения. Во-первых, Дмитрий Быков — ссыкливое самовлюблённое чмо, и ничего «увлекательного» отродясь не писал. Жырная жыдовская задница. Я не против евреев, конечно, — я против Быкова, потому что он тупой бездарный осёл. И против евреев тоже. Они младенцев жрут, Христа распяли и деньги отняли у Русских людей.

Во-вторых, Деля погорячилась, обдристав Леонида Латынина «однофамильцем». Это очень даже опасно. Смотри, Дель, влипнишь, как я с Новиковым тогда.

В-третьих, полностью согласен с тем, что Курилка наша с Басинским — форменное гамнище. Но не согласен вдругорядь аще паче чаяния когда Новиков и Кузьминский десять лет назад марали аж чють ли не самим Пушкиным основанные страницы! То есть вот Деля пишет: (не важно, что). Когда, — пишет, — я там работала, всё было заебись, и отнюдь не потому что платили офигенные Гонорары!.. Это называется «риторический пафос», Деля. Ты-то нонеча там почему не работаешь? Вот и весь секрет, блин.

Что касаемо до Курилки, то я думал, там гламное — интонация, всякие чисто разговорные фишечки, рассованные между смыслом Больших Бессмысленных Тем. Типа, помните, когда в романе «Герой нашего времени» происходит Самое Умное Место? (Копирайт наблюдения принадлежит Яцутке). Когда встречаются два самых умных героя. В «Нашего времени» это, понятно, Печорин и доктор Вернер. Вспомним же, как это Самое Умное Место выглядит.

Диван. На диване лежит Печорин, плюя в потолок. Входит Вернер, говорит «жарко». Печорин жалуется на мух. Помолчали. Потом Печорин:

— Доктор, вот мы с Вами люди умные, пиздни нету. Мы знаем, что всякие разговоры промеж нами, умными, невозможны. Типа потому, что Вы заранее знаете, что я знаю, что Вы знаете, что я могу об Этом сказать, и что Ваш ответ на Это тоже заранее Обоим известен. Нам, ёб Нашу мать, умным людям, остаётся только рассказывать друг другу новости. Расскажите какую-нибудь новость.

Вернер: Грушницкий хочет тебя убить.

Примерно в таком разрезе. Острота момента (отчего и называют «Нашего времени» первым экзистенциальным романом) в том, что Лермонтов ещё аж вот когда допёр до простой вещи, до которой Слава Немиров аж уже вот где не допёр ещё. Что трагедия Героя заключена в том, что он через руины экстремального духовного опыта еле-еле доходит до понимания того, что каждая Домохозяйка знает с пелёнок. (Что разница между парадигматикой и синтагматикой языка на практике сводится именно к разнице между объектом речи и предметом её). А точнее, что в жизни главное — это прибечь с рынка, задвинуть авоськи в угол, рухнуть к телефону, набрать Заветный Номер и во всю мощь опустошённых Ростом Цен лёгких рявкнуть:

WHAZZ U-A-A-A-a-a-a-a-a-a-app!!!!!!!

То есть типа «ну чо там, Вер?.. С рюрексом?!..».

Она это знает от Бога, а значит, бесплатно, а у Пичорина ёбнутого — от бизбожия через опыт всё, а потому душа саднит и зияет гиперемированными краями. Когда без Веры, — преумножаешь скорбь. Экзистенциалисты потом только и писали про то. У Сартра, помните, вместо Веры была Негритянка, а у Сэлинджера, хоть он и буддист, — Толстая Тётя (но не которую обосрал Сержик, а для ради которой Зуи всё-таки почистил шузню, а Френни перестала икать потом).

Я это не в отрицательном смысле (не против Печорина), потому что не будь этого бессмысленного и оставляющего на шпалах клочья мяса кругаля мимо Бога к посмертной славе, не было бы и Трагедии, которая потому лишь Трагедия, что в ней болеют за человека, а побеждает Бог (в футболе, скажем, наоборот). Отсюда уже и катарсис, и милость к падшим, и другая хуйня.

Романтики (которые до Лермонтова) были козлы. У них считалось, что человек, погибая, побеждает (демагогия). А Лермонтов уже знал, что нихуя. Погибая, человек не побеждает, потому что когда бы Бог хоть сколечко-нибудь был против него, но Богу-то на него насрать!.. И, значит, не побеждает, а мудак просто. Богу, с другой стороны, так же насрать на тех, кто Верит, и не оставляет клочья, так что они тоже не побеждают, но мы не про них. А про Печорина, о как заебал он уже. То есть про нас с Басинским.

Я думал, что мы в Курилке чисто пиздим и прикалываемся. Про Умное, как Вернеру с этим самым, нам с Басинским тоже нельзя (особенно мне, я же тренеру слово дал). Однако в первой курилке не вышло, потому что дохуя пришлось сокращать, а во второй не вышло вот почему. Паша все свои партии написал заранее. Так нельзя. Он написал сразу всё, а я типа вставляй реплики. Ну хер с ним, я выебнулся и вставил. Там было много приколов, чисто текстуальных, к Пашиной насквозь лживой пурге. А что сделал Паша, гад? Он взял и переписал свою партию. Поудаляв «слабые» места. Мне пришлось удалить и приколы. Что имеем на выходе? Один отстой. Так что Деля был прав.

Ещё он ужасно прав про Акварель Курицына, но со свойственным себе риторическим пафосом, опять лажает сугубо важный момент. Будто ОЛМА должна была спрятать Великого Курицына под фамилией каково-то блядского Цырукалова ради успеха романа.

Это ж будет успех у критиков, а не у читателей! Критик Деля, попадись ему в руки этот ёбаный Цырукалов, написал бы то, что он написал. А к Читателю Деле Цырукалов бы ни хуя не попался! И Критика Дели не было б у Цырукалова ни хуя. В этом вся соль. Захаров своего Бакунина, вон, целый год продать не мог. ОЛМЕ оно надо? А тут — книга вышла и сразу пиздёшь вокруг.

И потом даже не в этом дело. В Славином идиотском упорстве подписываться своей геройской фамилией (хоть и исключения были, давно) мне видится бескорыстный и глубоко понятный постструктуралитскый изъёб мозгов. Моя фамилия — этой мой псевдоним, понятно, да?

Хули ж тут непонятного. Хоть Слава и не из этих высоких соображений подписал, а чтобы путаницы с деньгами не вышло.

Раз уже всё равно про него базар, переходим к Славиным новостям, как обещано.

Тоже лижет пизду Быкову. Поздравляет с заслуженным День-рождение Бондаренку. Я присоединяюсь, Вован-братан!.. Потом лижет то место, где раньше была пизда Сорокина. Потом что-то врёт про Чупринина, который, что ли, помер уже. Не знаю, что за Чупринин, но явно брехня. Потом невеличественно просит за Акварель. Потом вообще хуйня. Неинтересно.

Слава старенький, скоро сдохнет. А вот здоровяк-молодец Немиров освободился от Птичьего гнёта и озверел моментально. Де соссюрами попрекнул меня. Оно, когда долго не побухаеш, всегда так.

Настроение хуёвейшее, будто говна поел. Не от Немирова, конечно (я его, говнюка, уважаю завсёравно и люблю). А от того, что всего Степного переговнил себе. Который тоже херня, но всё ж какие-никакие юные годы вспоминаеш сибе…

Сейчас (а то сил нет) на письма отзывы буду писать.

Дорогой Нескажу! Ты, гондон, ещё сомневаешься: конечно, текст про Лондон остоебенительный, напиши такого разика в два побольше.

Дорогой Плуцер. Жизнь — хуйня, а ты как думал? «Отстой» пойдет во второй номер железно. Если ты за дружбу и против говна, не лезь в жопу, очень тебя прошу. Еслиб ты знал, как плохо сичас бедному мне, ты бы туда не лез, а всё понял и, по-бабьему так, простил. Как это и свойственно отнявшим у Русских людей все-все деньги Евреям!

Дорогой Дима. Конечно, желательно, чтобы нельзя. Смотри, чтоб эта гадина Курицын несильно загружал тебя Работой. Вдруг он решил измотать твои силы рытьём рвов? Русские писатели, блядь, ревнивы.

Дорогой Амир Взадах иль Замри! Не пошли бы все трое впизду?

Дорогие Сальса-четырнадцать!..

Задумался, и сразу додумался до того, что по радио таинственным образом начали играть «Джаз из пэрис энд пэрис из джаз». Все мысли выстроились в одно место, и захотелось, ну ты знаешь, побольше этой хуйни. Что ли.

А писать, то есть щёлкать по кнопкам сразу стремительно расхотелось. Что я могу тебе рассказать? Что люди — пидорасы и тупые кретины, или же настолько успешно притворяются, что всё равно уже пидорасы и кретины, но это им, пидорасам, один хуй к лицу.

Что Грымов собрался переименовать наш славненький глянцевенький журнальчик из «Поколения Окей» в «Fакел». Стремя на вымя. В факеле ему чудятся коннотации типа «жизнь ебёт в жопу», а серию ЖЗЛ и «Молодую гвардию» он, видимо, не читал.

А Вика надысь просаживала последние семейные копейки в долбанном казено, так заценила там Новожжёнова — еврейского пидораса, который под предлогом ссыкливого зайца и тупой развязной свиньи клевещет на Русских людей из жыдовского НТВ. Завсегдатаи говорят, регулярно, скотина, приходит и всегда неслабо просаживает.

Эта фигнотень напомнила про смешное из Литературной газеты. Армен Гаспарян в каждом номере на второй странице опрашивает у разных Випов разные жизненные опросы. Типа «подаёте ли вы нищим?». Випы отвечают в меру отведённой им тупости, типа «подаю, но только хорошим, а хуёвым нищим не подаю, а эту тему нужно решать на государственном уровне» и т. п.

И вот как раз когда было про нищих, в заготовленный Арменовский список попал пидор Рома Виктюк. А Рома, он не только по окрасу пидор, но и по жизни. У него на автоответчике вместо чтоб как у всех «извините, я щас пока что носки стираю», каждый день висят какие-нибудь стишочки. Армен звонит-звонит, а там стишочки висят. Армен заебался звонить, взял и зацитировал стишочки вместо Роминого ответа.

Контекст нарисовался такой: «Подаете ли вы нищим (журналистам, по долгу ёбаной службы отирающим ваш телефон)?» — «Научитесь всех прощать. Зависть в радость обращать. Позабыть про слово "злость». Чтоб красиво всем жилось".

Армен человек южный, он и так живёт красиво, аж я ебу. А я не красиво отнюдь живу. Песня про пэрис давно закончилась. Одно утешение, что остался у меня один зверски зеленый манго, и пахнет шишечками, как Новый год и песня про «по улице моей», и ёлочка, и каникулы. Вот возьму мангу и пойду геттинг стоунд.

А может и не пойду стоунд, потому что здоровья уже почьти хуй. Надысь чуть в метро в обмарак не упал, а ещё из носу все время какая-то кровь течёт. Последний раз текла (не считая, если въебут когда) аж в девяносто шестом годе, когда сидел дома грусный-грусный и собирался писать роман «Муций», про личную жизнь. Она тогда текла постоянно, и даже где-то там в Муции в самом начале этот факт, кажется, отражён.

Ещё я плакал всё время тогда. Навроде как услышиш по радио песню про то, как щенков утопили (Есенин, там), и плачешь. Или, как у матерей-афганцев ихних афганцев поубивали на афганской войне, увидишь (по телевизору передача особая такая есть) и опять плачеш.

Но зато и вина вдосталь тогда попил. Теперь те времена далёкие-неженатые вспоминаются чуть ли ни как хуй знает, как хорошо. Но тогда-то, я помню, что было нехорошо. Кровь текла. «Три сестры» читал. И ещё видения были.

совершенно без одежды включив однажды магнитофон вдруг стремительно стал догонять про что там поется в песне и так прямо заело в память и вмозги и в самое душу его те слова что наступила затем отключка от потрясенного потрясения бессильно мимо стены мимо окна смотрел и окреп глаз и укрепился будто что то продлило его и стал он всемогущ и поднялся выше туч до неба вобщем где открылась ему вся правда про мир но было всеравно взгляду и он спокойно правду миновал как нечто малозначительное а пошел выше или даже кудато вбок неважно

Брехня, по-мойму. Просто «Письмена Бога» пересказал. На самом деле там была другая хуйня. Типа как оказался вдруг другим человеком, который спускается к воде от белой стены какого-то то ли монастыря, то ли Кремля Казанской бога-матери, и под ногами его скользит и криво уминается вниз земля, и он видит (жопой, что ли?) как отсырели белые стены там где пониже, возле травы, и даже позеленели уже, а с реки дует, и небо над головой такое высокое и рваные по нему облака, а в Ставрополе не бывает таких.

Белые стены, да.

Вялые варианты

Авторы

Сборники