МОРСКАЯ

Рационалиста, материалиста и противника любых народных традиций, меня морская странным образом взволновала. Это был единственный праздник, общий для обеих населяющих Остров групп, индейцев и одесситов. Привыкший смотреть свысока — с высоты окуляра микроскопа — на этнические обряды и ритуалы, я не мог оставаться тут посторонним и просто смотреть. То есть я конечно не брал крылья птицы или железные крылья птицы, не танцевал в пивной злое-доброе, но у меня шевелилось внутри нематериальное, которого не существует, которое ненужно и вредно, и мне не хотелось убедить себя, что это лишь эндорфины, эйфория, вызванная негаданным спасением от Сталина и его квадратных кривых чеченов, опьянение морским воздухом с брызгами, резонанс моего личного чувства ритма с ритмом праздника островитян.

«Ику-ику-ику-ику! Наади-и-и! Ша-ло-о!» — слышалось то и дело, и индейцы брали крылья птицы и, приседая, пританцовывая, небыстро сбегали по наклонной жёлтой дорожке к берегу моря, где останавливались довольные и клали крылья птицы на землю. Индейские женщины и дети праздновали морскую как-то по-своему в домах, и их праздника не было видно, но лица немногих, уже в возрасте, женщин, вышедших к жёлтой дорожке смотреть (не посмотреть, но именно смотреть) на мужчин, были праздничны изнутри и извне, они сливались с праздничным днём и праздничным воздухом. Женщины стояли, скрестив на груди руки или опустив руки вдоль туловища, и смотрели, как мужчины брали крылья птицы и, пританцовывая, сбегали неспешно. Железные крылья птицы взял только один, потому что только для него они были нетяжелы, и он сам не пел для себя. «Ику-ику-ику-ику! Наади-и-и! Ша-ло-о!» — запели на этот раз все смотрящие женщины, и он красиво сбежал, пронеся своё мощное тяжелое тело и железные крылья птицы по жёлтой дорожке плавно и правильно, как тяжёлый лось плавно несёт свои рога, когда идёт у деревьев.

Я участвовал в этом. Не так, как это бывает в масскультовых киноподелках, где герои выходят в разгар туземного праздника в круг, садятся на лошадь, берут дубинку, танцуют и всех побеждают, напрашиваясь на разнообразные отношения со стороны местных жителей. Никто не посвящал меня в ритуал ношения крыльев птицы и не мог посвятить, потому что это был ритуал индейцев. И я не пялился на праздник, как городской житель-зритель на фестиваль народного творчества. Я погружался в звук и дыхание морской, меня захватывало, я дышал праздником, который был снаружи и внутри меня и я сам.

Одесситы гуляли в пивной. Собственно пили пиво и танцевали злое-доброе. Тут я был ближе: я понимал язык и пил пиво. Злое-доброе я не танцевал, потому что это был танец одесситов, который они танцевали в морскую. От меня одесситы не ждали действий, как и индейцы. Я не должен был показывать, что я умею, как мой народ празднует морскую или как я отношусь к тому, как празднуют морскую островитяне. Думаю, они сразу заметили, что у меня нет народа, а следовательно мои ритуалы — это только личные ритуалы меня самого, в которых не могут участвовать одесситы или индейцы. Но они понимали, что я тоже праздную с ними морскую, а это могло означать только одно: я стал жителем Острова, потому что морская — это праздник жителей Острова.

Яцутко увача

Авторы

Сборники