Про «Фазерлянд»

Чем-то это напоминает «Почтамт» Буковски, но не затягивает так же с первых строчек. И ещё: даже в компании прекрасных людей и с кружкой-другой отличных напитков в руке/организме я не могу быть счастлив, если играет «Отель Калифорния». И если кто-то счастлив, несмотря на исполнение этой ужасной песни, я огорчаюсь.

Описать блевание на дверцу бирюзового порша можно и повкуснее. Либо уж вовсе схемой. А так — незачем.

Псевдовопросы нереального выбора. Не нужно выбирать между какашками и покрошенными самоубийцами. Героя никто не заставляет выбирать между кассельским и люксембургским мостами. Мне часто кажется, что масса человеческих неприятностей возникает именно из-за дурного интереса некоторых людей к выбору между двумя ненужностями. «А что бы ты сделал, если… (предлагается тупая ситуация и жёсткий выбор между А и В)» Да ничего. Сколько бы вы ни говорили: «Нет, а вот представь, что только…» Нет. Я в подобные ситуации не попадаю и никогда не попаду. Пусть чукча думает, что я колдун.

А вот про пиджак от Китона и демонстрации — хорошо. Просто по-человечески хорошо. Вообще откровенная антидемократичность романа радует. И в общем, начиная с Гамбурга, текст потихоньку затягивает.

Много одежды. Её описания сперва раздражают, но после врубаешься в драйв и начинаешь переться с этого, как с «охотничьих одежд» и прочей подобной байды у Митицуны и Сёнагон. В конце концов, вспоминаешь, что и сам носишь одежду не (с)только от холода и, встретив хорошо одетого человека (бывает редко, бывает редко), не забываешь после описать его ближнему.

Фишка про кинокритика Жиля Делёза не выглядит даже на долю микрона правдоподобной, и это обломно. Хотя, после возникших из-за одежды параллелей с Сэй-Сёнагон, этот момент очень уж перекликается с описанием, где придворные дамы разглядывали старинную картину на двери в опочивальню императрицы, находя изображенное на ней нелепым. Но Сёнагон была искренней.

А ещё очень сильное отличие от Сёнагон и всякоразных камонотёмэев в том, что те очень хорошо вписывались в свой круглый, правильно поставленный мир, а тут с первых строчек возникает ощущение Человека Лишнего Как Такового.

Но, тем не менее, произведение совершенно буддийское («просекла всё, что только можно прочесть»). Греко-христианской Европы в нём явно меньше, чем той же Японии.

Девочка, блюющая в ванне красным, блюёт уже гораздо вкуснее, чем парень у бирюзового порша. И это радует.

К аэропорту добрая акынская манера, которой так не хватало школьному курсу литературы, уже не даёт бросить чтение и лечь спать. Становится интересно, что будет дальше, причём предсказать это здесь гораздо сложнее, чем проэкстраполировать явно прописанный сюжет с первых его букв.

Детский выпендрёж с сигаретой в салоне для некурящих огорчает, но, вспомнив, как сам жёг костры в вагонах метрополитена, прощаю: пусть.

Болезненный укол под левым глазом от сидра невыносимо напоминает о болезненном уколе за левым глазом (за! переводчик не знает, о чём говорит, наверное) от кваса. Подлинный реализм узнаёшь именно по таким, совершенно физиологическим узнаваниям.

А ещё, что приятно, «Фазерланд», как и «Почтамт», выглядит совершенно непрофессиональной литературой. Это роман не-писателя. Классно.

После встречи с глюком Нигеля у Ойгена всё слишком Москва-Петушки. Красная площадь. Ангелы.

Лучшая фраза романа: «Просто это офигенно трудно — встретить нормального человека».

Яцутко увача

Авторы

Сборники