яцутко. Снова течёт вода, вода, вода, вода__

Чем плохо абсолютное большинство поэтов? Тем, что они пишут не о чём-то, а стихи. Они находятся в плену сложившегося дискурса, предпочитая словам о реально существующих (или хотя бы кажущихся) вещах принятые слова, слова, положенные для поэзии. Иногда кажется, что поэты сами уверены в том, что поэзия — это окончательно завершенная сумма высказываний. Иначе, блядь, ну откуда это прёт, а?

Bерный мой нож, xолодный, набедренный,
каждый надрез — в груди.
Я не припомню ни сна, ни имени, —
каторжник, раб, xолуй.
Tолько скользи мне рукой по темени,
только целуй, целуй.
Hе сосчитаешь уже по времени
сколько на теле ран,
сколько в глазаx ядовитой зелени.
Боярышник, моx, шафран.
Бог не бесстрастен, дьявол не вырожден.

Бла-бла-бла, бла, бла-бла… Будто все до одного слова надёрганы из плохих сборников «поэзии». Или даже из классиков. Я царь, блин, я хуй, я укрылся и резал, только целуй чуть левей от надреза… А глаза, разумеется, зелёные. И очень много груди, дьявола и прочих овощей. Сразу видно, что человек никогда не задавался вопросом — любым серьёзным вопросом. Попугайничает помаленьку и думает, что это поэзия. А ведь не вовсе бесталанный человек, ведь может замечать вот такие, например, вещи:

Cоседский мальчик за стеной
во сне подавится весной
и дернет пяткой.

Это ж чего-то стоит?
А какого же чёрта?
Лень?
Или плохо учились? Или не тому? Или слишком прислушиваются к похвалам?
Воистину, счастлив поэт, которому вовремя попался толковый литконсультант. Из прочих многие всё ещё чередуют грудь с душой, зелёные глаза с водой, любовь с ресницами и раны с блядью.
А ведь могли бы… Могли бы? На флейте водосточных труб, например?
Не верю. Не верю, даже несмотря на это:

A я рисую и читаю —
проxодит час, проxодит день:
такая, в общем, поебень,
в которой с детства обитаю,
а раньше вспоминаться лень.

А даже, наверное, потому, Джесс, что это правда, особенно — про лень.